Всё, что мы обрели

Я подумал, что если бы мог вернуться в тот момент, я бы все сделал по-другому. В моем воображении мы бы никогда не дошли до такого положения, потому что я бы разъяснил Лее, как близок успех к неудаче, что это две улицы, которые часто пересекаются и имеют одно направление. В моем воображении я бы по-прежнему видел, как она рисует все, что чувствует, а я бы по-прежнему впитывал это и жил ее мазками. В моем воображении мы были бы вместе уже более трех лет, и она лежала бы обнаженной на песке на пляже, а не в парижской квартире с гулом машин и рокотом города.

– Ты ничего не скажешь? – прошептала она.

– Это… это не лучший момент…

Лея удивленно моргнула и бросила на меня обиженный взгляд.

– Ты отвергаешь меня? – подняла она голос. – Посмотри на меня, Аксель.

Я сглотнул, заставляя себя снова взглянуть ей в лицо, потому что это причиняло мне такую же боль, как и ей. Или даже больше, поскольку я как раз думал, что мы все еще находимся в той точке.

– Я не отвергаю тебя. Я отказываюсь трахать тебя так, будто ты какая-то случайная девица и это единственное, что я мог бы делать прямо сейчас.

Глаза Леи были влажными от ярости. Я быстро поймал ее руку, прежде чем она успела коснуться моего лица. Я держал ее запястье, стиснув зубы и заставив себя сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Затем отпустил ее.

– Тебе не следует пить, раз ты не можешь, блин, контролировать себя.

– Ты делаешь мне больно нарочно… – Ее голос был мучительным стоном, от которого у меня перехватило дыхание.

– Я не хочу причинять тебе боль. Ты делаешь больно себе, и я не понимаю почему. Я пытаюсь поставить себя на твое место, но это сложно, все сложнее и сложнее…

Лея взяла из ванной белое полотенце и завернулась в него, нерешительно покусывая нижнюю губу. Когда она посмотрела на меня, я увидел в ее глазах что-то новое, что-то, с чем еще не был знаком: гнев, ее внутреннюю борьбу, страх, эго.

– Может быть, для тебя это сложно, потому что ты никогда не пытался это сделать. Возможно, ты этого не знаешь, но мечты иногда требуют жертв. Не все дается легко, Аксель. Ты не получаешь дары просто так. Но, наверное, нет необходимости размышлять о подобном, когда ты можешь спрятать в шкафу все, что требует хоть каких-то усилий с твоей стороны.

Мое сердце забилось чаще.

– А как насчет того, чтобы быть верной себе, Лея?

– Что ты под этим подразумеваешь? – Она напряглась.

– То, что ты уже знаешь. Что ничего из этого не отражает тебя. Что это не то, чего ты хочешь.

– Да откуда ты знаешь? – Ухмылка скользнула по ее лицу. – Я устала от того, что ты говоришь мне, чего я хочу! Я устала от того, что ты принимаешь решения за меня! И это не первый раз, когда ты так делаешь, – выпалила она, и я понял, что она имела в виду ту ночь, когда я решил наше будущее, но это было другое, это… это не имело к нынешней ситуации никакого отношения. – Я чувствую себя марионеткой в твоих руках! И я знала, что, если ты останешься, ты сделаешь это, попытаешься дергать за ниточки.

Я бессознательно прижал руку к груди, потому что, черт, потому что это был… удар. Я сделал глубокий вдох, с трудом подбирая слова:

– Ты не понимаешь, что мое сердце разрывается, когда я наблюдаю, как ты становишься тем, кем ты не являешься?

– А разве ты не понимаешь, что я больше не знаю, кто я? Я прошла через столько фаз за последние несколько лет, что уже даже не нахожу себя, когда смотрюсь в зеркало! Тебе это помогает, Аксель?

– Нет, блин, нет же, мне это ни хрена не помогает!

Мы снова возвращались к одному и тому же, ходили по кругу, полному спутанных мыслей, из которого никак не могли выбраться. Я потер шею и пошел на кухню, чтобы допить то немногое, что оставалось в бутылке. Когда я вернулся в столовую, она сидела на полу, прислонившись спиной к стене. По ее щекам текли слезы, и она смотрела на свои голые ноги. Я сдержался, чтобы не упасть снова, не подойти и не обнять ее, не притвориться, что все в порядке. Поэтому я сел у стены рядом с ней, и наши взгляды сплелись в тишине ночи.

Не знаю, сколько мы так просидели. Просто смотрели друг на друга. Просто пытались понять, что происходит. Просто обращали молчание в боль, а боль в упрек.

Я был измотан, потому что чувствовал, что как бы ни старался, никогда не смогу исправить то, что натворил много лет назад, никогда не смогу вернуть нас в те дни звезд и музыки, по которым так скучал. Я не мог стереть те три года. Не мог заполнить несуществующими воспоминаниями те пустые места, которые Лея сейчас пыталась заполнить тем, чего, как я уже знал, было недостаточно.

– Мы не можем продолжать в том же духе.

– Я знаю, – ответил я.

Я потер лицо. Она всхлипнула.

– Я не могу продолжать в том же духе, – произнесла она. – Не с тобой здесь.

– Что ты пытаешься мне сказать?

Она шмыгнула носом и посмотрела на меня.

– Что, если ты любишь меня, ты уедешь.

Моей первой мыслью было, что я неправильно ее понял, потому что она не могла сказать мне это вот так, после всего, через что мы прошли, после всех преград, которые мы преодолели, после всего времени, всей боли.

– Ты же несерьезно, Лея. Не играй с этим.