Всё, что поражает...

Из деревни, которая, как и все вокруг, в тумане, доносится хозяйственное кукареканье, а из лесу за рожью — всегда трогательное неустанное воркованье горлинки.

И вдруг — что-то вроде крика далекого журавля!.. Даже не верится, что это может быть он...

Дождя немного выпало после недели жары, но грибы уже, видать, зашевелятся.

Снова курлыканье... Да, это журавель! Там где-то он, за тем клином леса, что подступает к самой реке, где начинается болото.

Неман быстрый, а сегодня и он будто утих, замедлил свой бег. И каждому свое,— за рекой, на старенькой хатке-будке сторожа сидит ворона и что-то все каркает раз за разом, с долгими паузами, а в аире возле моста-плавуна не менее содержательно вякает лягушка.

***

Начало августа.

С утра накрапывает дождь. На жнивье — росный мелкий клеверок. От крестцов — житный дух. Доцветает картошка. В огородах она, посаженная раньше, начинает желтеть, вкусно пахнет. Конопляники — также. Сытые голоса ворон и перепелок.

Всю ночь гудела за деревней молотилка. Теперь от колхозного амбара пошла на станцию машина с новым хлебом, покрытым брезентовым полотнищем. И подводы, на которых, будто откормленные кабаны, мешки под свежей соломой.

В огороде синие ульи прячутся в ягоднике и цветах — снизу, а в зелени ветвей, тяжелых от яблок,— сверху.

Молодая рассыпчатая бульба. Густая, из погреба, простокваша. Малосольные огурчики. Пропасть фруктов.

К полуночи — тихий месяц на востоке.

Полнолуние.

***

Почувствовать бы мне ту дивную грусть, ту высокую, недосягаемую поэзию, которая посещала меня в ранней юности, когда я шел один лунной ночью полем или от книги, от бумаги выходил из хаты во двор, окунался в белую, снежную ночь и долго глядел на луну!..

Вернуть бы мне то, и я, видно, почувствовал бы по-настоящему, что это значит — передать с Луны ее фото!..

***

Дорога вдоль зеленой стены все больше соснового леса. Тихого, мокрого. На обочине много камней, которые, как лишние, повыкачены сюда за много лет вспашки. Жито — радостное множество хлеба, поднятое над землей в недоспелых еще колосьях. Мокрые ромашки, хоть дождя уже давненько нет, пропускали лепестки вокруг желтых лысин. Много их — и на обмежьях, и в жите, реже у дороги.

В таком одиночестве, в такой тишине — просто молитвенное настроение души. Жизнь видится словно насквозь, от начала и вперед: что было и что еще надо успеть завершить.

***

Это у меня крестьянское — есть сухой, как говорится, хлеб не просто вкусно, но и с душевной радостью, с поэтическим, почти детским видением и поля, и жита, и солнца.

***

На боковинах оврагов, на обмежках алеют крупные ягоды шиповника, густо чернеет ежевика, которую некому обирать, по-детски мило радуют глаз розовые игрушечно-крохотные ягоды бересклета.

Середина сентября, а в саду все еще лениво перестываются скворцы. Яблони выпрямляют занывшие под тяжестью яблок ветви. А яблоки, на диво нынче урожайные, румяными, ароматными солнцами ложатся в ящики из свежей дранки, на свежую ржаную солому.

***

До восхода солнца казалось, что мир — этот лоскут земли, где стоит наша деревня, наше поле и наше кладбище,— весь покрыт стеклянным матовым колпаком. Потом солнце пробилось сквозь мокрую муть, заиграло на позолоченных вершинах кленов, лип и берез, на спелых гроздьях рябин, приголубило грустные, уже безголовые подсолнухи, розовые цветы семенного табака, жесткие саблеобразные листья кукурузы, последние цветы в палисадниках и капусту на грядах...

В голубятнях под стрехами проснулись, встрепенулись голубята. С любопытством и боязнью лезут выглянуть во двор, тычась вперед милыми головками.

Проворно шлепая треугольными лапами по густой, низко повыгрызенной траве, пестрые сытые утки трусцой потянулись на выгон, к речке. За ними — гуси. Эти спешат. О чем-то дружно гомоня, пошли помаленьку обочинами и по самой дороге, разворошив осаженную росою пыль.

Старый калека портной, который выгнал их со двора, стоит, усмехается про себя, понимая, видать, ихнюю речь.

На окраинах неба, уже никак не в силах заслонить окоем, стоят занавесы прозрачной дымки.

Какое утро для засева!.. Так и хочется стать на колени — с коробом, около мешка с зерном — в пушистой теплой пашне, что хорошо подошла, как подходит в квашне сотворенный хлеб.

***

Когда я описываю природу — это не копирование ее, а радость, что живу, что вижу.

Вспомнил это, читая хорошую повесть В. Распутина «Последний срок», то место, где старуха оправилась от смертного забытья и села на постели. Рада, что день — погожий, сентябрьский — начался.

Вспомнил я и свою давнюю, послевоенную запись о начале осеннего сева, вспомнил другие зарисовки природы и подумал с удовлетворением, что за них мне стыдно не было никогда.

***

Любуюсь пашней.

Люблю ее, особенно когда свежая. Или весенняя, или сентябрьская, как теперь, когда мы видим ее через окна автобуса.

Когда же она в одном месте — старательно, хорошо запаханная — плавно спадала в межлесье с пригорка в долину, захотелось даже погладить ее. И подумал сразу, что это хорошо было бы сделать мозолистой рукой.

***

...И равнодушная природа

Красою вечною сиять.