Всё имеет свою цену

Следуя указаниям Беаты, они обогнули здание международного терминала и въехали в какие-то ворота. Охранник лишь махнул рукой, призывая их двигаться дальше, и вскоре они остановились у небольшого павильончика на территории внутренних авиалиний. Последнюю часть пути до павильона Графиня проделала под звонкий аккомпанемент каблучков сапог Беаты – цок-цок, цок-цок. Когда они оказались внутри, секретарша чуть ли не с благоговением подвела Графиню к какой-то двери, после чего – по-прежнему бодро цокая каблуками – удалилась. Графиня постучалась и вошла.

Помещение напоминало дешевый, однако вполне приличный гостиничный номер. Оно было маленьким и сверх всякой меры перегруженным предметами мебели. Вдоль одной из стен стояла кровать, а параллельно с ней располагался продолговатый стол со стульями у обоих торцов. Сюда же умудрились втиснуть внушительный гардероб, умывальник, а также телевизор. На стенах, окрашенных в бледно-голубой цвет, не было ничего, за исключением двух пейзажей в дешевых рамках, один из которых висел над столом, а другой над кроватью. На обоих был изображен закат. Картины были такими блеклыми и стандартными, что казались одинаковыми. Бертиль Хампель-Кох сидел у дальнего торца стола лицом к двери. Увидев вошедшую гостью, он захлопнул свой ноутбук, встал и, лавируя между мебелью, устремился к ней навстречу. До сих пор Графиня видела его всего один-единственный раз, и при той их встрече поведение его было высокомерным и весьма отталкивающим. Теперь же с самых первых секунд стало ясно, что чиновник собирается держаться совсем по-другому. Он тепло поздоровался, всем своим видом излучая доброжелательность и искренность.

Пока Бертиль Хампель-Кох бочком пробирался обратно к своему стулу, Графиня присела и положила сумочку на край кровати. Когда они устроились у торцов длинного стола, взгляды их невольно встретились, и возникла короткая неловкая пауза.

Графиня заранее попыталась подготовиться к тому, как начнет эту их встречу, однако ее собеседник, по всей видимости, поступил так же и опередил ее:

– Надеюсь, нам удастся разобраться во всем за час, в противном случае мне следует быть в курсе, чтобы заранее перенести вылет. Правда, если возможно, мне бы очень не хотелось этого делать, – сказал он.

– Часа будет вполне достаточно.

Она хотела сказать «более чем достаточно», но удержалась.

– Спасибо, рад это слышать. Я заказал нам кофе, но они, очевидно, обо мне забыли.

– Ничего, я вполне смогу обойтись.

Сдвинув очки на лоб и глядя Графине прямо в глаза, чиновник с подчеркнутой серьезностью заговорил:

– Откровенно говоря, я весьма сожалею о глупой ситуации, в возникновении которой не повинен никто, кроме меня самого. Идея того, чтобы твой шеф регулярно информировал меня о ходе расследования, принадлежала лично мне. И, сознаюсь, это была отнюдь не лучшая идея. Я думал, что таким образом сумею соединить личные интересы с… не совсем личными. Это было глупо и в высшей степени непродуктивно. Кое-кто в нашем министерстве, должно быть, был настолько удивлен моей ролью в данной истории, что решил приставить ко мне парочку журналистов. По всей видимости, так. Кто именно дал наводку прессе, я не знаю – скорее всего, кто-то из личных недругов, – ну, да это и неважно. Мне следовало заранее предвидеть, что все может пойти таким путем. Кроме того, мне нужно было уже давным-давно рассказать полиции о своем пребывании на базе в Сёндре Стрёмфьорде летом 1983 года – для этого у меня, мягко говоря, было немало возможностей. Однако я этого так и не сделал, что, в свою очередь, привело к возникновению массы дополнительной работы для вас. От всего сердца прошу простить меня за это, и передай, пожалуйста, мои извинения всем прочим своим коллегам.

Пытаясь определить степень искренности прозвучавшего заявления, Графиня склонялась к выводу, что все это звучит вполне убедительно. В то же время она с самого начала обратила внимание на то, что говорит он как-то весьма сумбурно, если не сказать лихорадочно, и внезапно ей стало ясно, что ее собеседник придает их встрече отнюдь не меньшее значение, чем она сама. Данное открытие вовсе не упрощало ситуацию. Поэтому первый заданный ею вопрос был продиктован просто обычным любопытством:

– Откуда тебе известно, что, как ты выражаешься, «наводку прессе» дал кто-то из твоих сотрудников? А может, источник их информации – работник полиции? У нас, подчас, такое случается.

Бертиль Хампель-Кох кивнул, как будто соглашаясь с ней, однако произнесенные им сразу же вслед за этим слова полностью опровергли версию Графини:

– Упомянутые журналисты использовали в своем расследовании мою фотографию в возрасте тридцати лет – копию снимка из электронной версии моего личного дела; оно содержится в нашей внутренней сети, и доступ к нему имеют лишь посвященные. Есть и еще кое-какие мелочи, но здесь я уже не так уверен. А что, это имеет какое-то значение?

– В общем-то, нет. Ладно, давай начнем. К сожалению, я забыла свой диктофон, поэтому, если ты не против, я буду кое-что записывать?