Всё имеет свою цену

– Двое незнакомых людей – по-моему, это уже перебор. Дело в том, что Рикке – весьма эмоциональное создание, если не сказать неврастеничное; одним словом, нервы у нее расшатаны. Приблизительно два года назад она попала в катастрофу: дочь ее при этом погибла, а сама она ослепла. В витрину книжного магазина как раз в тот момент, когда они с дочерью меняли там экспозицию к ежегодной осенней распродаже, въехал автомобиль. Водитель был настолько пьян, что даже не успел затормозить, и машина со всего маха врезалась прямо в них. Сам водитель также погиб. С тех самых пор с ней стало чрезвычайно тяжко общаться даже знакомым ей людям. Так что я решительно не знаю, как она отреагирует, если вы оба заявитесь к ней. Вполне возможно, она не сумеет даже толком поговорить с вами.

– Понимаю.

– Может, мне стоит попытаться для начала связаться с ее внучкой? Она, по крайней мере, сможет сказать, в каком Рикке состоянии – ты ведь понимаешь, что день на день не приходится.

Он поднялся из-за стола и прошел вглубь ресторана. Вернулся он минут через двадцать.

– Что ж, все сладилось, но вы должны иметь в виду, что беседа может затянуться. Кроме того, лучше, если вопросы будет задавать кто-нибудь один из вас. Внучка выйдет с ней на прогулку по гавани примерно через час, а Симон уже едет сюда.

– Так ты ему позвонил?

– Взял на себя смелость, раз уж все равно был у телефона. Ты в бильярд играешь?

– Это на таком большом столе с шариками и длинными палками?

– Вот именно. Что ж, похоже, я наконец-то нашел себе телка на заклание. Давай-ка глянем, свободно ли там.

– О’кей, пойдем. Форы не дам, но так и быть, ты разбиваешь.

– Ого! Похоже, телок на глазах превращается в акулу. Ладно уж, иди, посмотрим, на что ты годишься.

Глава 15

– Что это еще за «любовный треугольник», Симон?

Поскольку дверь в кабинет Конрада Симонсена была распахнута, Полина Берг вошла без стука. И сразу же поняла, что шеф и Графиня куда-то собираются. О том, куда именно, она не имела ни малейшего представления. Чуть раньше Полине сообщили, что ежедневная летучка, на которой обычно проводился краткий психологический анализ последних действий Андреаса Фалькенборга, отменяется. Также без указания каких-либо причин. Все это действовало Полине на нервы: девушке казалось, что ей чего-то недоговаривают. Поэтому она и задала свой вопрос без всякого вступления и довольно-таки агрессивным тоном. О чем, впрочем, к собственному удивлению, впоследствии нисколько не пожалела.

Конрад Симонсен с любопытством посмотрел на свою юную подчиненную. Такой он ее еще никогда не видел. Девушка стояла, уперев руки в бока и перегородив проход к дверям. Главный инспектор едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Последнее, чего бы ему хотелось, это подорвать ее уверенность в собственных силах и упрекнуть за настырность. Выражение «любовный треугольник» было ему прекрасно известно, он только никак не мог вспомнить, употреблял ли он его когда-нибудь сам. Если память не изменяла ему, то авторство принадлежало его бывшему шефу Касперу Планку. Взглянув с преувеличенным вниманием на свои часы, он отозвался:

– Не уверен, что понимаю, о чем это ты. Так ты же вроде собиралась идти?

Последняя реплика была адресована Графине, которая перестала собираться и присела. Она ответила нарочито сладкой улыбкой:

– Да нет, обожду еще минуток пять. Очень хочется послушать.

Уперев указующий перст едва ли не в грудь начальства, Полина Берг продолжала гнуть свою линию:

– Ты ведь знаешь это дело об убийстве в окрестностях Стевнс Клинт как свои пять пальцев. Так вот, на полях одного из отчетов о допросах Карла Хеннинга Томсена твоей рукой написано: «Прокачать любовный треугольник». В понедельник на летучке ты также, помнится, говорил о каких-то там «зарождавшихся лесбийских отношениях». Я дважды перелопатила все документы по делу и не нашла ни малейшего намека на какую-нибудь подружку Катерины Томсен. Во всяком случае, подобного рода подружку. Равным образом мне абсолютно непонятно, откуда вы взяли, что она была лесбиянкой. Об этом нигде ничего не сказано. Даже о «зарождающихся лесбийских отношениях» – что бы это в конечном итоге ни значило.

Она и сама смутилась, поняв, что последнее ее заявление вышло довольно путаным, однако Конрад Симонсен поспешил успокоить ее и предложил:

– Может, присядешь и расскажешь обо всем по порядку?