Всё имеет свою цену

Сначала на стене напротив окна появляется ее увеличенный тускло-зеленый силуэт. Потом он видит, как в окно с трудом протискивается маленькая сухая фигурка. Руки и ноги у нее длинные и тонкие, как у паука, пальцы скрюченные, ногти острые. Ведьма одним махом срывает шторы и жадно смотрит на него своими крошечными мигающими глазками. Из-под платка на ее голове свисают грязные спутанные космы, но страшнее всего – рот, которого попросту нет.

Он пытается спастись бегством.

Собрав все силы, выскакивает в коридор. В противоположном конце, широко раскинув руки, стоит его мать, однако чем быстрее он бежит к ней, тем она все дальше и дальше. А ведьма его нагоняет, вот она уже прямо за спиной. Он слышит, как она пыхтит, ощущает ее смрадное дыхание. Но вот наконец он добегает до матери, прижимается к ней, прячет лицо в ее юбке и рыдает, с облегчением чувствуя, как она заключает его в свои спасительные объятия.

Тут-то и начинается настоящий кошмар.

Он поднимает глаза, но вместо лица матери видит рожу ведьмы.

Сколько Арне Педерсен помнил себя, его постоянно мучили кошмары. Вернее, кошмар всегда был один и тот же, равно как и его последствие. Он просыпался с ног до головы в холодном поту, трясясь от страха, с которым потом был не в силах совладать до конца ночи. В детстве такое происходило часто, насколько он помнил, один-два раза в неделю, и это было ужасно. Во взрослом возрасте кошмары случались все реже и реже. Между приступами могло пройти и полгода – вполне достаточный срок, чтобы забыть обо всем до тех пор, пока однажды ночью кошмар снова не повторится. Все было похоже на грипп, вот только проходило гораздо быстрее. На ход его жизни эти повторяющиеся кошмары особого влияния, в общем-то, не оказывали, и он привык не обращать на них серьезного внимания. Что поделаешь – такой уж врожденный порок. Мама употребляла выражение дурной сон, жена же просто говорила это: «Господи, опять с тобой было это». Обычно она вставала, делала ему успокаивающее питье из настоя ромашки, после чего опять засыпала. И как же ему не хотелось в такие моменты снова оставаться одному!

Третью ночь подряд он просыпался вне себя от страха. На его памяти раньше с ним такого никогда не бывало. Ни в детстве, ни во взрослом возрасте. Жена беспокоилась. Поставив на столик рядом с ним успокаивающее питье, она осторожно спросила:

– Что-то случилось, Арне? Тебя что-то угнетает?

Он покачал головой: все было в порядке.

– Если это снова повторится, наверное, стоит обратиться к врачу.

Она была права. Он ведь практически не спал – дольше так продолжаться не могло, о чем она, как человек здравомыслящий, уже несколько раз заводила разговор. Как будто он сам этого не знает! Он в очередной раз пропустил ее замечание мимо ушей, и чуть позже она отправилась спать. Он вылил настой ромашки в раковину и плеснул себе коньяка – немного, среднюю порцию, хотя и понимал, что это не поможет. Затем, помассировав ладонями виски, тихонько шепнул:

– Как же мне хочется его убить!

И чуть погодя снова:

– Клянусь, черт возьми, я его убью!

После этого он включил телевизор, убавил до минимума звук и приготовился к еще одной долгой бессонной ночи.

Ирония судьбы! В детстве он не мог рассказывать матери о своем кошмаре. По крайней мере, не мог поведать всего. Теперь та же история с супругой.

Ведь у страшного сна было продолжение, и в тусклом зеленоватом свете он видел и иные вещи, гораздо более ужасные, чем эта ведьма.

Глава 20

При нормальных обстоятельствах Арне Педерсен был одним из немногих сотрудников датской полиции, кто умел одновременно думать о нескольких вещах сразу, чем, как правило, и пользовался во время разных скучных заседаний. Тем не менее нынешнее совещание, которое проводилось в здании префектуры полиции, являлось исключением из правил, поскольку он никак не мог заставить себя сосредоточиться даже на чем-то одном. Он чувствовал себя смертельно усталым, периферийное зрение постоянно улавливало какие-то короткие вспышки, а сознание, как ему казалось, внезапно как-то разом вышло из-под контроля и стало работать с неприятной лихорадочной быстротой. Поуль Троульсен, несмотря на уже третью с утра чашку кофе, выглядел сонным. Полина Берг, наоборот, вполне могла бы сниматься в рекламном ролике какой-нибудь спортивной школы. Конрад Симонсен также выглядел полным жизненных сил и энергии, несмотря на то, что для него сегодня это было уже второе совещание. Графиня договорилась, что прочтет протокол встречи позже, и с утра отправилась к своему стоматологу, визит к которому уже неоднократно откладывала.