Всю жизнь я верил только в электричество

– А прибит стул к полу, – поймал мой удивленный взгляд Шурик. – Казённая мебель. Вон, видишь, на ножке сверху вниз номер написан инвентарный. Несмываемой краской. Не украдешь. Найдут по номеру. Да и как украдешь, когда приколотили его намертво. Как на корабле. Но там боятся шторма. Мебель гулять будет по всей каюте. А тут нас с тобой боятся. Вдруг у нас дома стульев нет. Так и снесём все, пока в очереди торчим. Да потом ещё и помоемся с удовольствием.

– Ты это серьёзно? Про то, что кто-то захочет из бани стул украсть? – мне стало смешно.

– Да пошутил, конечно, – Шурик тоже вытянул ноги и принял батину позу. -Положено в общественных местах, не во всех конечно, кружки пристёгивать цепочкой к баку, из которого пьют. В парках, например, в больницах. Стулья, диваны, столы и шкафы кое-где прибивают. Вот какой-то придурок предложил для сохранности применять этот приём. А другие придурки, которые начальники, предложение оценили как правильное и записали его в документ важный. И раздали всюду. Тем, кто управляет общественными местами. Они ж ослушаться не могут. Да ладно. Главное, стулья-то есть.

Купил я лимонад, на сдачу газировки попил вдоволь, отдал «Дюшес» мужикам и пошел на улицу. Сел на скамейку, подёргал её, подвигал под собой. Нет, не прибита. Посидел, приговорил лимонад до последней капли и спустился в лог. Откуда он взялся, что тут было раньше? Может, речка маленькая? Или специально выкопали, чтобы обозначить границу старинного города? Все говорили, да и в газетах писали, что Кустанаю и ста лет нет. Но когда знаешь все его уголки, то видишь, что построены там домишки и кирпичные здания далеко не двадцать или пятьдесят лет назад, а куда раньше. И подсознательно гордость почему-то появляется. Старинный город наш. Лет пятьсот, не менее. А то и тысяча. Просто кому-то надо утвердить, что Кустанай – это дитя советской власти. Город будущего.

Вот я перешел лог в сотый, наверное, раз, и опять не заметил ничего новенького. Даже бочки с квасом за лог не возили. Автобус за него ходил всего один. Остальные разворачивались возле бани. И продуктовых магазинов было всю жизнь два. Все говорили. И что за логом ни парикмахерской нет, и будочек по ремонту обуви, примусов и керогазов тоже ни одной. Из наших краёв сюда никто не ходил. Ни у кого не было за логом ни друзей, ни родственников. Мы, пацаны, конечно, залетали сюда из любопытства. Интересно было посмотреть, что там вообще. Но кроме мазанок старинных, землянок и избушек из тёплого и крепкого кизяка ничего мы здесь больше не видели. Людей встретить попутно – большой удачей было. Да и люди, наши вроде, кустанайские, а выглядели не так. И даже походки у них не наши были, не кустанайские. Что забавно, никто толком мне за всю жизнь так ничего и не рассказал об этом отдельном городе в нашем родном городе Кустанае. И до сих пор я не знаю, то ли тайна какая-то числилась за этим местом, то ли просто не было у местных вообще никаких денег, чтобы обосноваться по другую сторону лога, там, где кипит быстрая и складная советская действительность. Однажды только слышал я уже ближе к старости своей, что жили за логом какие-то сектанты. Может, староверы. Или баптисты. В те годы я ничего не знал ни про тех, ни про других.

– Эй! Славка! Эй! – Шурик кричал с крыльца бани.– Пять человек осталось. Давай, бегом!

И я из мрачного места этого рванул на полной скорости к бане, чтобы не подвести своих, не опоздать. А то у меня и билета даже не было. Но успел. Через полчаса мы уже искали свободные шкафчики в раздевалке. Нашли, разделись, взяли с собой всё, что надо, и сухой банщик (сухой, потому, что никогда не заходил в моечное отделение) длинным крючком из толстой спицы через дырку в двери изнутри закрывал шкафчик на внутренний замок. Снаружи теперь без него уже ничем не откроешь.

– Ну! – воскликнул батя и похлопал себя кулаком по мощной груди. – Ну, Шурец, я тебя сегодня попарю от сердца! Не обижайся. Ты ж мастер спорта? Значит будешь легко переносить перегрузки. А я их тебе открыто обещаю. Лишь бы дед Иваныч веник мне хороший нашел. Чтоб даже такую кучу мускулов пробить можно было.

Шурик изо всех сил врезал брату ладонью по голой заднице и они, удобряя друг друга шуточками, дернули дверь в моечный зал. И передо мной отворились врата в тот самый рай земной, про который все, даже женщины, говорили только с нежным придыханием.

В «раю» было туманно от конденсата, ни тепло, ни холодно, но мраморные стены из маленьких светлых плиток сбрасывали с себя природную прохладу благородного камня на намыленных мужиков и «мокрого» банщика Соловья. Так его все звали. Он всегда свистел какие-нибудь мелодии. От простеньких, до замысловатых фрагментов из классики. Мужики постоянно рисовали ему словами плохую финансовую перспективу.

– Не свисти, Иваныч, денег не будет!