— Что? — переспрашиваю я и жмурюсь, прогоняя зыбкий флер своего очередного видения.
— Ты сказала «работать», — громко сообщила мне Марья. Она теперь стояла рядом и смотрела на меня, как на пирамиду Хеопса, внезапно материализовавшуюся в нашей с ней комнате. Смотрела озадаченно и очень обеспокоенно. — Так над чем ты собралась работать на ночь глядя?
— Я вспомнила! — воскликнула я.
— Что вспомнила? — как по команде спросили они обе.
— «Бывает, человек не может в логику», — сказала она. А я спросила: «Почему!» А она ответила: «Не дано».
— Кого ты спросила? Кто ответил, Кать? — сочувственно уточнила Марья. И приложила ладошку к моему лбу.
— Она. Женщина. Которая раньше гладила меня по голове. Прикладывала ладонь к моему лбу, как ты сейчас. И заплетала косу. Не важно! Важно, что я ее вспомнила!
— Прости, но ты несешь какую-то дребедень! — Марья склонилась надо мной и задумчиво проговорила: — Температуры вроде нет…
— А еще она сказала о железной логике, и что мы будем над ней работать!
— Кто эта «она», Кать? И кто эти «мы»?
— Не знаю, Маш… А мы — это я и… не помню…
— Ну, не пугай ты меня, Катюш! Ну, что с тобой? Вот к чему ты это сейчас, а? Я же не просила тебя вспоминать!
— Не просила… Но Вика сказала «железная логика» и…
— Ну и что что сказала, Катюш… — принялась успокаивать меня Маша. Успокаивала, гладя по голове. Как ребенка. — Ты меня озадачиваешь… Очень, — говорила она, прикладывая теперь ладошки попеременно то к моему лбу, то к щекам.
— Подожди! — остановила я Машины манипуляции и попыталась поймать ускользающее воспоминание за хвост. И мне удалось! Перед глазами снова предстал размытый образ маминой близкой подруги. Они всегда были — не разлей вода.
— Вика, — осторожно начала я, — ты дочь Аллы Михайловны, да? — спросила и замерла в ожидании ответа.
— Я — дочь Леи, — стало мне ответом. И этот ответ махом сбил меня с толку.
— Леи? — растерянно прошептала я, чуть ли не физически ощущая боль от того, как разрывается логическая цепочка схваченного за хвост воспоминания.
— Да, — твердо ответила гостья. И добавила, пристально глядя на меня: — Так ее называли.
— Называли?.. Значит, больше не называют?
— Нет.
— Почему?
— Нет необходимости.
— Почему?
— Потому что — потому, что кончается на «у», Кать! — вклинилась в мой спонтанный допрос Маша, — Что ты к человеку-то пристала! Зачем тебе эта инфа? Не хочет говорить — пусть не говорит!
— Не дави на нее, — негромко прервала наша гостья Марьину тираду, зачем-то вступившись за меня. И добавила не менее странное: — Она не может иначе.
— Что значит не может иначе, Вик? Почему? — нагрянула Машкина очередь удивиться.
— Ее ведет кровь…
— Чегооо?! Приплыли! Какая ещё кровь?! — возмутилась Марья.
— Кровь — не вода, — медленно моргнув, монотонно ответила Виктория.
— Маразм какой-то… Ну, к чему ты это, Вик? — спросила Маша со смесью удивления и опаски. — Что вообще тут происходит?!
В комнате снова повисла гнетущая тишина.
— Таак! Всё! Закрыли тему! — через какое-то время нервно воскликнула Маша, потерев виски, и глотнула остывшего чая из своей чашки.