Вспаханное поле

ботает Элена. Моя кровь. У нас в роду — все крестьяне.

Вот Эстер совсем другая. Дети всегда либо в отца, либо в

мать.

Это бесхитростное рассуждение дона Томаса произвело

впечатление на Панчо, и, когда, простившись с ним, юноша

возвращался домой, у него не выходили из головы послед¬

ние слова фермера. Раз он не похож на отца, значит,

пошел в мать. Он почти ничего не знал о ней. По словам

Марселины, Франсиска была дочерью фермеров-гринго

и, по-видимому, попала в плен к индейцам во время набегд

105

на ферму. Но, понимая, что он никогда не узнает правды,

Панчо оставил эти бесполезные размышления. Он еще раз

обдумал предложение дона Томаса и, вспомнив о предстоя¬

щем возвращении его дочерей, решил не работать на

ферме.

Несколько дней спустя Сеферино с какой-то вялой

улыбкой и без своих обычных шуточек сообщил Панчо о

приезде дочерей фермера. Панчо удивило, что Сеферино

против обыкновения так серьезен и неразговорчив. Кло¬

тильда тоже заметила, что он захандрил, и с беспокойством

спросила:

—      Что с тобой, Сеферино?.. Ты что-то не в себе...

—      Ничего, так, малость неможется, — ответил тот.

Он перестал смотреть за овцами и табуном и опять на¬

чал ездить в селение. На его поясе, где раньше поблескива¬

ло серебро, не осталось ни одной монеты. Однако за своей

лошадЬю он ухаживал по-прежнему — часами чистил ее

скребницей и расчесывал ей гриву. Но, покончив с этим, он

слонялся без дела, унылый и скучный. Иногда он просил

дона Ахенора рассказать о кампаниях, в которых тот уча¬

ствовал, и оживлялся, захваченный воспоминаниями сер¬

жанта о его скитаниях по степи.

—      Да, вот эго жизнь! —с жаром воскликнул он как-то

раз после такого рассказа.— Нынче здесь, завтра там, ни

тебе стен, ни изгородей...

Старик внимательно посмотрел на него, потом спросил

с отеческим участием:

—      Что?.. Тесно тебе здесь?

—      Сам не знаю, что со мной делается. Подчас меня

прямо какой-то зуд разбирает — так и хочется сесть на ло¬

шадь и уехать куда глаза глядят, да...

Он умолк и раздраженно тряхнул головой, досадуя на

самого себя.

—      Говори, говори, легче станет! — подбодрил его дон

Ахенор.— Этой болезнью я тоже болел в молодости и вот

уж стар стал, а так и не вылечился.

—      Да о чем тут толковать,— уныло заговорил Сефери¬

но.— Что проку бродить, как дикая лошадь? Чего искать?

Можно день-деньской скакать по степи и ничего, кроме

дрока да песков, не увидеть — ни водопоя, ни ранчо

ни хоть какой-нибудь хибарки... Конечно, каждый делает

что ему нравится и с голоду никто не умирает, только где

ж тебе будет лучше, чем в родном краю? Само собой, че-

106

довеку вольготнее, когда никто ему не указ и он может на¬

править коня куда вздумает. Что хорошо, то хорошо!.. Но

в конце концов... к чему тыкаться из стороны в сторону,

как заблудившийся теленок? Верно я говорю?

Дон Ахенор лукаво улыбнулся и сказал:

—      А все ж зуд разбирает?

—      Да, прямо как чесотка. Так и подмывает выехать в

поле, пришпорить лошадь и скакать до самой ночи. А с

рассветом, — опять на коня и гони себе в хвост и в гриву.

Хоть бы знать, что тебе хочется найти. Везде вроде одно

и то же, а вот поди ж ты — тянет невесть куда.

—      Тебе бы птицей родиться, сынок,— сказал старик.

—      Может, и так,— задумчиво проговорил Сеферино.

—      Я вот тоже родился с крыльями, а мне их переби¬

ли,— закончил разговор крестный, с грустью посмотрев на

свою парализованную ногу.

Панчо утратил покой. Каждый вечер какая-то сила за¬

ставляла его седлать лошадь и ехать к ферме дона Томаса.

На кукурузном поле желтели спелые початки. Растения, за¬

вершая положенный круг, отцветали, чтобы возродиться в

новых семенах. Побеги превратились в высокие, крепкие

стебли с сухими, жесткими листьями и длинными кистями.

Сквозь кукурузные стебли Панчо смутно различал фигуры

женщин с фермы и, едва заподозрив, что его увидели, по¬

ворачивал коня и пускался вскачь. Но однажды, несмотря

на всю свою осторожность, он столкнулся на дороге с Эле¬

ной, ехавшей в тарантасе. Неожиданная встреча привела

его в замешательство. Девушка, по-видимому, тоже сму¬

тилась, однако остановила упряжку и поздоровалась.

—      Панчо! Как давно я вас не видела! Что же вы пере¬

стали приезжать на ферму?

Панчо еще больше смешался, когда Элена протянула

ему руку. Он пожал ее, но и после этого не оправился от

смущения. Уже одно то, что Элена была в городском пла¬

тье, мешало ему держаться непринужденно.

—      Некогда, дел по горло,— пробормотал он.

—      Приезжайте завтра навестить нас: папа будет очень

рад.

—      Э-э... видно будет.

—      Обещайте мне, что приедете завтра... А то я сейчас

же вернусь вместе с вами на ферму, хотя мне и нужно к

дону Бенито.

107

Панчо нахмурился и поспешно ответил:

—      Зачем?.. Не стоит: я приеду завтра.

И, подняв руку в знак прощания, он пришпорил лошадь

и умчался вскачь.

Панчо обещал приехать в гости на следующий день

только потому, что не хотел появляться на ферме в обще¬

стве Элены, но, хотя он и жалел об этом обещании, все же

сдержал слово. Его тронула шумная радость дона Томаса

и не задела неприветливость доньи Энкарнасьон, но воз¬

мутила кривая улыбка Эстер. Однако от его досады не