Вспаханное поле

Она никак не ожидала той вспышки, которую вызва¬

ли ее слова у Панчо. Взявшись за подпругу, он бросил с

нескрываемым раздражением:

—      К чему тебе уезжать?.. Зачем тебе быть учитель¬

ницей?

Элена попыталась оправдаться и успокоить его:

—      Я бы хотела остаться, Панчо. Я еду не по своей

охоте, а ради мамы и Эстер. Эстер не нравится деревен¬

ская жизнь. Недавно она мне сказала, что, если я не по¬

еду вместе с ней в Буэнос-Айрес, она покончит с собой.

Я должна ехать, потому что одну ее не отпустят. Пони¬

маешь?

Огорченная молчанием Панчо, который с мрачным

видом затягивал подпругу, она продолжала:

—      Можешь быть спокоен, я вернусь.

—      Я тоже.

Девушка, немного успокоившись, ушла к себе. Через

минуту к дому подъехал Панчо.

—      Я уезжаю на почтовую станцию, дон Томас.

—      До скорого свиданья, желаю тебе найти всех

своих в добром здоровье,— ответил фермер.

Свернув на дорогу, которая вела к отцовскому дому,

Панчо увидел вдали, среди поля, крытую повозку. Там

и сям стояли какие-то люди, держа в руках рейки с по¬

перечными цветными полосками, а двое возле повозки

смотрели на эти рейки через прибор, установленный на

треножнике. Не обратив особого внимания на этих лю¬

дей, Панчо галопом поскакал дальше. Сбежавшиеся собаки

с лаем припустились за ним. Подъезжая к почтовой стан*

126

ции, Панчо лишний раз убедился в домовитости Клотиль¬

ды: грядки овощей и кусты цветущей герани скрашивали

запустелый вид ранчо. Во дворе стояла оседланная савра¬

сая, но Панчо знал, что отец, когда-то лихой наездник, из

гордости ни за что не сядет на кобылу, какая бы смирная

она ни была, и скорее поедет на самом жалком одре.

Как только Панчо спешился, появилась Клотильда. Он

сразу понял по ее глазам, что ей все известно.

—      Тебе уже дали знать?—спросил он.

Она кивнула, грустно улыбнувшись.

—      Сегодня утром... Чуяло мое сердце.

—      Сеферино тебя предупредил?

—      Нет. Вчера, перед тем как уехать, он был со мной

на редкость ласков. Даже мате заварил, пока я белье сти¬

рала. Такого никогда еще не было! Но у меня так и ще¬

мило сердце—хоть ты что. Ему ни минуты не сиделось

на месте. Даже плетень поправил у курятника, чтобы ку¬

ры не клевали зелень. Иногда он вроде порывался со мной

заговорить, да, видно, язык не поворачивался. Когда он

сел на лошадь, у меня сердце остановилось, но я ему ни¬

чего не сказала. К чему?.. Насильно мил не будешь... За¬

хотел уехать—что ж, уезжай.

Она вошла в ранчо, то ли за какой-то надобностью, то

ли просто для того, чтобы скрыть слезы. Панчо последо¬

вал за ней и с порога заметил на столе узел с вещами.

—      Куда ты собралась?

—      Вернусь к Альваресам. Что мне здесь делать одной

с доном Ахенором? Если Сеферино приедет и я ему по¬

надоблюсь, он знает, где меня найти. А если я ему не

нужна, к чему мне здесь оставаться?

Можно было не сомневаться, что она хорошо обдумала

свое решение, и Панчо не стал ее отговаривать, но, когда

она взяла узел, сказал:

—      Дай мне, я провожу тебя до селения.

—      Не надо,—ответила Клотильда.—Останься со ста¬

риком: он горюет, что Сеферино уехал. Там, в очаге, я

оставила ужин.

Она положила узел на землю и пошла попрощаться с

доном Ахенором. Панчо, стоя на пороге, увидел, как отец

с видимым волнением обнял ее, проводил к саврасой и сам

помог Клотильде сесть в седло. Она, кусая губы, взяла

узел, который подал ей Панчо, и едва слышно прогово¬

рила:

127

—      Прощайте... Если вернется Сеферино, скажите ему,

что я у Альваресов.

Она ударила кобылу пятками в бока и уехала. Сория

рассеянно посмотрел по сторонам и, устало опустившись

на скамью под навесом, достал кисет из кожи страуса и

стал свертывать сигарету. Он всегда делал это очень лов¬

ко, и уже по одному тому, как неуклюже шевелились его

пальцы, Панчо понял бы, как он страдает, даже если бы

не видел его заострившегося лица с глубокими скорбными

морщинами.

—      Заварить вам мате?

—      Нет, — ответил отец таким голосом, словно у него

першило в горле.

Они долго сидели, не обмениваясь ни единым словом.

Время от времени после глубокой затяжки старик закаш¬

ливался, но, отдышавшись, опять начинал жадно курить.

Он прервал молчание только для того, чтобы сказать:

—      Уже поздно, тебе пора возвращаться на ферму.

—      Я переночую здесь,—ответил Панчо.

Отец равнодушно пожал плечами. Панчо решил, что

он хочет остаться один, чтобы погоревать без свидетелей,

и, поднявшись, сказал:

—      Темнеет, пойду загоню овец.

Он знал, что здесь это — дело необычное: Сеферино и

отец предоставляли животным бродить где вздумается.

Сев на лошадь, Панчо с помощью собак собрал овец и при¬

гнал их к дому. Стадо изрядно поредело — сказывались

безалаберность и беззаботность Сеферино. Когда Панчо

управился, уже совсем стемнело. Он привязал лошадь к

частоколу и направился к навесу, где мигал огонек сига¬

реты и слышался надсадный кашель отца.

—      Клотильда оставила ужин, — сказал Панчо.

—      Ешь, если хочешь. Мне что-то не хочется... Пойду

спать, — ответил отец.

Больше обычного волоча ноги, Сория вошел в комнату.

Панчо тоже не хотелось есть. Немного погодя пошел спать

и он. Отец уже погасил свечу, но опять закурил, при