Рэйчел без боязни плюхается не просто рядом с Ленноном, а в прямом смысле прижимается к нему бедром.
– Я соскучилась! – сообщает.
– Я тоже… по нормальной жизни, – признаётся он.
– Всё наладится, – заверяет его Рэйчел и заводит трубочку его выгоревших на солнце волос за ухо.
Видеть его лицо открытым настолько непривычно, что я даже замираю на мгновение. У Леннона очень яркие, броские черты лица, но ты никогда их не видишь – они почти всегда спрятаны под крышей из кудрей.
– Седьмая… – вдруг окликает меня Леннон, – Эл… я не сказал тебе «спасибо».
Я киваю:
– Альфе больше, чем мне.
Короткое время над скалой царит молчание, но Рэйчел, как всегда, находит тему, чтобы его нарушить:
– Кстати о парочках… и возвращаясь к нашему давнему разговору о семьях, детях и зависти… Одной мы с тобой уже можем завидовать.
Я традиционно не понимаю, о чём она, и судя по выражению бледного лица Леннона, он тоже. Не в первый и даже не в десятый раз мы попадаем с ним в этот тандем непонимающих намёков Рэйчел.
– Ты о чём? – прямо спрашивает он её.
– Одна из девушек беременна. Мы как-то разговаривали о семьях, детях и зависти. У нас уже есть первая девушка, которая ждёт ребёнка, и мы с Седьмой уже можем начинать ей завидовать.
Рэйчел бросает на меня осторожный взгляд и не улыбается. Сейчас я бы что угодно отдала за лукавство в её глазах, но его там нет. Вместо него жалкое до скулежа сочувствие. Я упорно не хочу его видеть, не хочу соглашаться.
– Кому? – спрашиваю.
– Альфии, конечно же.
Я только чувствую, как подрагивают мои веки и изо всех сил стараюсь не быть такой очевидной.
– С чего ты взяла? – нервно выпрямляется Леннон.
– Все уже знают об этом, дорогой.
– Я не знаю!
– Девочки, Леннон! Девочки давно уже всё поняли. А вам, олухам, знать об этом не обязательно.
– А Альфа? Альфа в курсе?
Рэйчел сощуривает глаза:
– А ты как думаешь?
Леннон качает головой, потом заключает:
– Значит, инцидент с Хромым не прошёл для неё бесследно. Даже не знаешь, как реагировать на такое: поздравлять или сочувствовать.
– Ну… она принимает поздравления. И просит девчонок принять парней на зиму к себе, чтобы новый сруб могли занять они с Альфой.
Мне всё равно.
Всё равно.
Всё равно.
Эти иглы сейчас не в моих ступнях, и в груди моей не печётся сердце и лёгкие.
Мне всё равно. Мне всё равно.
– Эй! Седьмая… – слышу будто издалека. – Тебе плохо? Ты в порядке?! Эй, не отключайся!
Глава 43. Лекарь или первый поцелуй
У меня всё валится из рук. Мне плевать на голод. Когда такое было? Как такое возможно, что мне плевать на обед?
Я таскаюсь по племенным обязанностям, как робот, и когда получаю свою порцию рыбы на ужин, проделываю в ней дыру посередине.
– Не будешь доедать? – спрашивает Умник.
– Нет, протягиваю ему плошку.
– Тебе плохо? – спрашивает Леннон.
– Нет.
– План, скорее всего, теперь поменяется, – заявляет Рэйчел во всеуслышание. – Мужской сруб будет срубом для первой семьи, а здесь на зиму разместимся все вместе – и парни, и девушки. Можно придумать шторы из лиан и листьев, если что. Хотя, какая к чёрту разница? Мне кажется, мы все уже видели друг друга голыми, не так ли? Ха-ха!
Она даже не смотрит в мою сторону. Видимо, ввиду вновь открывшихся обстоятельств, я потеряла актуальность. То есть, моя фигура могла ходить до этого момента как ладья, но с тех пор, как фигура Цыпы стала королевой, мою ладью разжаловали в пешки.
Иду на берег. Вернее, лечу с горы, вообразив себя птицей, которая способна взлететь и быть свободной. Улететь куда угодно. Не видеть тех, кого не хочется видеть, найти тех, по ком тоскует.
Меня тошнит от рыбы, от моря, от сруба, в котором живёт она, и в котором я не хочу ночевать. Ночи уже совсем холодные, но мне лучше так, чем там, где её каждый день тошнит, а вся женская половина колдует над ней с тазиками и утешениями.
Люди стали приносить ей свою одежду для новорожденного. Я думала над тем, что именно из скудного гардероба могу пожертвовать, но потом решила, что не обязана быть как все. И выдохнула. Мне стало легче. Никто не заставит меня против воли.
Почему я такая злая? Почему не жду рождения нового человека с таким же придыханием, как все?
Около меня образовывается тень.
У тени не может быть тепла – размышляю я. У неё не может быть массы, и сама она не может отбрасывать теней.
Поворачиваю голову – он рядом. Сидит на песке, сложив крестом ноги и повесив свои большие руки на собственные торчащие колени. Смотрит на меня.
– Что случилось?
– Ничего.
– А слёзы почему?
– Потому что.
В эту секунду я ненавижу его. Если он чувствовал то самое «притяжение», почему не был более настойчивым?
«Перекладывание ответственности на другого – не выход» – говорит голос внутри меня.
– Ногу подвернула… – объясняю ему и делаю глубокие вдох и выдох, чтобы успокоиться. – Но не серьёзно… ничего такого. Просто немножко больно. Сейчас пройдёт… и я пойду.
Куда я пойду? Куда мне нужно? Зачем? Для чего? Я не хочу ничего. Больше вообще ничего.
– Если нога повреждена, лучше дать ей отдых, – выдаёт он свои соображения. – Пойди лучше приляг.