Вспомнить всё

– Кэрол собиралась сообщить в местные гомеогазеты о готовящемся восстании, о начале открытой борьбы за освобождение Ганимеда, причем подтолкнули ее к этому буржуазные ганимедские власти – по сути, та же верхушка «Шести Планет». Я говорил, предупреждал Кэрол, что мы не можем допустить огласки, но она настаивала на своем – из мелочной мстительности, из ненависти ко мне, не имевшей ничего общего с серьезными, действительно важными соображениями. Подхлестываемая исключительно личным тщеславием и уязвленной гордостью… как и все женщины на свете.

– Езжайте по этому адресу, в Южную Пасадену, – настойчиво повторил доктор Акопян. – Повидайтесь с Кэрол. Убедитесь, что вовсе не убивали ее, что случившееся в тот день, три года назад, на Ганимеде – всего-навсего…

Не находя слов, он неопределенно повертел пальцами в воздухе.

– Как-как, доктор? – язвительно переспросил Купертино. – Всего-навсего что? Ведь в тот день – точнее, вечер – я всадил ей лазерный луч точно между бровей, прямо в лобную долю мозга, и она наверняка, бесповоротно погибла еще до того, как я покинул комкварт, тайком добрался до космопорта и подыскал межпланетный корабль, отбывавший на Землю!

Умолкнув, он выжидающе взглянул на доктора. Очевидно, подобрать убедительное объяснение нелегко, а стало быть, над ответом Акопяну придется потрудиться всерьез.

– Да, – после продолжительной паузы признал Акопян, – ваши воспоминания весьма подробны и полностью здесь, у меня, зафиксированы, так что не вижу смысла снова в них углубляться: откровенно говоря, выслушивать все это в столь ранний час – удовольствие крайне сомнительное. Лично я не могу сказать, откуда взялись эти воспоминания, но точно знаю, что они ложны, так как встречался с вашей женой, разговаривал с ней, вел переписку, и все это после – после той даты, когда вы, согласно собственным воспоминаниям, застрелили ее на Ганимеде. Как минимум в этом я уверен твердо.

– Зачем мне ее разыскивать? Назовите хоть одну стоящую причину, – возразил Купертино, сделав вид, будто вот-вот разорвет листок из блокнота надвое.

– Хоть одну? – Посеревший от усталости доктор Акопян призадумался. Казалось, седина в его волосах – и та сделалась куда гуще. – Да, одну стоящую причину я вам назвать смогу, но вы, вероятнее всего, отвергнете ее, не дослушав.

– А вы попробуйте.

– В тот вечер, когда вы, согласно собственным воспоминаниям, застрелили Кэрол, – не сводя с Купертино пристального взгляда, заговорил доктор, – она находилась на Ганимеде. Возможно, ваша жена знает, сумеет объяснить, откуда у вас взялись ложные воспоминания. В одном из писем она намекала на нечто подобное, но ничего большего сообщить не пожелала.

– Хорошо. Еду, – согласился Купертино и быстрым шагом направился к выходу из кабинета.

«Чудные дела, – подумал он. – Расспрашивать жертву об обстоятельствах убийства…»

Однако Акопян прав: кроме Кэрол, рядом в тот вечер не было ни души… ему давным-давно следовало бы понять, что с ней придется встретиться!

Придется… хотя такого, столь кризисного для собственной логики момента Купертино отнюдь не ждал с радостным нетерпением.

Около шести утра он подошел к крыльцу крохотного одноквартирного домика Кэрол Хольт Купертино. Звонок, другой, третий… прежде чем дверь наконец отворилась, Купертино успел сбиться со счета. Да, на пороге стояла Кэрол – заспанная, в легком, полупрозрачном ночном халатике голубого нейлона и белых махровых шлепанцах. Из-за ее ноги наружу стремглав выскочил кот.

– Узнаешь меня? – спросил Купертино, уступая коту дорогу.

Кивнув, Кэрол откинула со лба пышную, длинную, светлую челку. Почти безлюдную улицу заливал серый, холодный утренний свет. Охваченная дрожью Кэрол зябко поежилась, прижала скрещенные руки к груди.

– О, Господи… который час? Почему ты уже на ногах? Обычно раньше восьми носа из-под одеяла не высовывал.

– Я просто еще не ложился.

Обогнув Кэрол, он вошел в темную гостиную с опущенными жалюзи.

– Как насчет чашечки кофе?

– Да, конечно…

Безучастно удалившись в кухню, Кэрол подошла к плите и нажала кнопку «ГОРЯЧИЙ КОФЕ». Из недр плиты выскользнули наружу две чашки, над чашками заклубился ароматный пар.

– Мне со сливками, а тебе со сливками и сахаром: ты ведь куда инфантильнее, – заметила Кэрол, вручив Купертино одну из чашек.

Аромат кофе смешался с ее собственным – с ароматом тепла, дремы, уюта.

– Три с лишним года прошло, а ты ни на день не состарилась, – отметил Купертино.

По правде сказать, она сделалась даже стройнее, изящнее прежнего.

Щеки Кэрол зарумянились, глаза заблестели.

– Что это? Подозрения? – спросила она, присев к кухонному столу и скромно запахнув ворот халатика.

– Нет, комплимент, – тоже усевшись, заверил ее Купертино. – Меня прислал сюда Акопян. Решил, что мне следует повидаться с тобой. Очевидно…

– Да, я с ним несколько раз виделась, – подтвердила Кэрол. – Заглядывала к нему, бывая в Северной Калифорнии по делам… он приглашал в переписке. Знаешь, мне он понравился. По-моему, ты уже должен быть здоров.

– «Здоров»? – Купертино пожал плечами. – Да, я вполне здоров, только…