Вспомнить всё

– Только от той самой идеи фикс до сих пор не избавился. От неотвязной, фундаментальной бредовой идеи, которая не по зубам даже целой армии психоаналитиков, верно?

– Если речь о воспоминаниях, как я пристрелил тебя, то да, верно, – подтвердил Купертино. – Я все прекрасно помню – и точно знаю, что мне это не почудилось. Но доктор Акопян полагает, будто ты можешь рассказать мне кое-что новое: в конце концов, как он верно заметил…

– Да, – согласилась Кэрол, – вот только стоит ли городить огород? Во-первых, скучно все это, во-вторых… Господи, времени – всего шесть утра! Может, я лучше пойду досыпать, а? Встретимся позже, где-нибудь ближе к вечеру, и… нет? О'кей, – тяжко вздохнула она. – Да, ты пытался меня застрелить. Да, раздобыл где-то лазерный лучемет. Дело было в нашем комкварте, в Нью-Детройте-Г, на Ганимеде, двенадцатого марта две тысячи четырнадцатого…

– За что я хотел убить тебя?

– Сам знаешь, – язвительно, в возмущении всколыхнув грудью, отрезала она.

– Это уж точно…

Ошибки серьезнее Джон Купертино не совершал за всю свою тридцатипятилетнюю жизнь. Осведомленность жены о готовящемся восстании обеспечивала ей нешуточное преимущество в бракоразводном процессе, давала возможность диктовать любые условия, какие заблагорассудится. В конце концов ее финансовые запросы намного превысили грань разумного, и Купертино отправился в их общий комкварт, откуда к тому времени съехал, обзаведясь собственным, совсем небольшим, на другом краю города, и попросту, без уверток, объявил, что удовлетворить ее требования не в состоянии. В ответ Кэрол пригрозила обратиться в гомеогазеты, к ганимедским экстензионным узлам, собирающим новости для «Нью-Йорк таймс» и «Дейли ньюс», и тут…

– Тут ты, – продолжала Кэрол, – вынул из кармана лазерный лучемет и умолк, этак многозначительно им поигрывая, ни слова не говоря, однако я сразу же все поняла. Либо в ущерб себе соглашусь на несправедливые условия, либо…

– Из лучемета я выстрелил?

– Да.

– В тебя попал?

– Нет, промахнулся, – ответила она, – а я выбежала из комкварта, бросилась к лифту, спустилась на первый этаж, в каморку охранника, и от него позвонила в полицию. Приехавший патруль застал тебя на месте, в комкварте. Плачущим.

Казалось, ее голос сочится ядом.

– Бог ты мой, – выдохнул Купертино.

Умолкнув, оба вплотную занялись кофе. Внезапно бледная, будто мел, рука сидевшей напротив жены задрожала, и ее чашка громко зазвенела о блюдце.

– Естественно, – ровно, невозмутимо продолжила Кэрол, – бракоразводный процесс я не прекратила. В сложившихся обстоятельствах…

– Доктор Акопян думает, что ты можешь знать, почему мне помнится, будто в тот вечер я застрелил тебя. Говорит, ты намекала на нечто подобное в одном из писем.

Кэрол хищно блеснула светло-голубыми глазами.

– В тот вечер у тебя не было никаких ложных воспоминаний. Ты точно знал, что промахнулся. Затем Эмбойнтон, окружной прокурор, предложил тебе выбор: согласиться на принудительное психиатрическое лечение либо пойти под суд за покушение на убийство при особо отягчающих обстоятельствах. Разумеется, ты выбрал первое, после чего и начал посещать доктора Акопяна. А что до ложных воспоминаний… когда их вложили тебе в голову, я могу сказать точно. Заглянув на работу, в «Познавательные Игры и Зрелища Шести Планет», ты встретился с психологом, доктором Эдгаром Грином, относящимся к их отделу кадров. Случилось это незадолго до твоего отъезда с Ганимеда сюда, на Терру. Полагаю, доктор Грин и позаботился о ложной памяти. Внушил тебе, будто ты застрелил меня.

Поднявшись, она направилась к плите наполнить опустевшую чашку.

– Но чего ради? – удивился Купертино.

– Властям стало известно, что ты рассказал мне о готовящемся восстании. По-хорошему тебе полагалось бы, не выдержав позора, покончить с собой, но вместо этого ты, как и договорился с Эмбойнтоном, заказал билет на Терру. По правде сказать, во время полета ты действительно пытался расстаться с жизнью… однако об этом-то, думаю, помнишь и без меня?

– Ничего, продолжай. Рассказывай.

Попытка самоубийства? Такого он за собой не припоминал, хоть убей.

– Лучше я тебе вырезку из гомеогазеты покажу, – ответила Кэрол, направляясь из кухни в спальню. – Естественно, я ее сохранила… из бессмысленной сентиментальности. «Пассажир межпланетного рейса схвачен при…»

На этом доносившийся из спальни голос осекся, и в доме сделалось тихо.

Купертино молча отхлебнул кофе. Ясное дело, никакой вырезки из газеты она не найдет: ведь покончить с собой он не пытался!

Не на шутку озадаченная Кэрол вернулась в кухню.

– Никак не найду… хотя прекрасно помню, что оставила ее в первом томе «Войны и мира», вместо закладки, – смущенно призналась она.

– Похоже, ложную память внушили не мне одному, если, конечно, дело именно в этом, – заметил Купертино.

Впервые за три с лишним года в его стараниях наметился какой-то прогресс. Жаль, направление прогресса пока остается загадкой, но все-таки, все-таки!..

– Ничего не понимаю, – пробормотала Кэрол. – Что-то тут не так.