Встреча

– Морико? – крикнула девочка. Она ничего не могла с собой поделать. Азуми знала, что Морико никак не может оказаться здесь, но все равно с замершим сердцем шагнула вперед, протянула руку и сжала розовую нейлоновую ленту. Упрямо тряхнув головой, она постаралась отбросить страхи и пошла за лентой все дальше по коридору. Туда, где сгустились тени.

Глава 16

НАВЕРХУ Поппи по-прежнему находилась в кабинете.

Рядом с наброском, где были изображены пятеро детей в форме, висели несколько пейзажей. Одна высокая картина, стоящая на полу между дверью и окнами с красными шторами, была завешена тонкой черной тканью, скрывающей изображение. И хотя Поппи сгорала от любопытства и желания узнать, что это за дом и какое он имеет отношение к ее семье, какое-то шестое чувство подсказало ей, что от этой картины лучше держаться подальше.

Столы и архивные шкафы буквально загромождали комнату. Везде лежали кипы бумаг и папок – казалось, они только и ждут, чтобы их открыли и прочитали. Поппи представила, как бы на ее месте вели себя детективы из любимых книжек – Шпионка Хэрриэт или Черепаха из «Игры Вестинга» – умные ребята, замечающие детали, которые даже взрослые могли упустить. Может быть, здесь есть какие-то бумаги тетушки Дельфинии. Поппи понимала, что следует вести себя аккуратно и не путать документы на случай, если тетушка вдруг зайдет и наткнется на нее.

В первой стопке сверху лежал подробный счет продуктового магазина в Гринклиффе. Счет был выписан «детскому дому «Ларкспур».

В этом доме когда-то был приют, такой же, как «Четвертая надежда»? Или это по-прежнему приют? Тетушка Дельфиния об этом не упоминала. Поппи сглотнула. Это дурной знак.

Где-то рядом кто-то тихо вздохнул.

– Дельфиния? – ровным голосом спросила Поппи. Никто не отозвался.

Чек был выписан в конце 1940 года. Поппи пролистала еще несколько бумаг. Судя по всему, Ларкспур – не просто интернат, а сиротский приют. Поппи с трудом сдерживала слезы. Неужели для тетушки Дельфинии она будет всего лишь очередным приемным ребенком? Она оглянулась на рисунок рядом с дверью. Эти дети на рисунке такие же, как она – рабы суровой системы, живущие ожиданием свободы?

А затем внизу страницы, которую она держала в руке, Поппи заметила имя, при виде которого она задрожала от волнения. Это была подпись директора приюта – человека по имени Сайрус Колдуэлл. «Еще один Колдуэлл, как и я!» Она уже предвкушала тот момент, когда попросит тетушку показать ей генеалогическое древо Колдуэллов.

У Поппи голова кружилась от волнения, но она продолжала копаться в залежах бумаг. В основном это были бухгалтерские книги, цифры и информация о приходах и расходах, и почти все они были подписаны Сайрусом Колдуэллом.

Она открыла ящик в одном из шкафов и обнаружила там старые личные дела сирот, живших в Ларкспуре. К бумагам прилагались маленькие фотографии детей. На этих документах тоже везде стояла фамилия Колдуэлл.

«Интересно, кем он мне приходится», – подумала Поппи. Бумаги были подписаны довольно давно. А вдруг директор все еще где-нибудь в Ларкспуре? В любом случае здесь есть ее родственники. У Поппи чуть ноги не подкосились от радости. Она уже боялась, что ей придется вернуться в «Четвертую надежду».

Поппи продолжала исследовать ящики, в надежде узнать что-нибудь о директоре или тетушке, а потом перешла к столам, расположенным вдоль ряда маленьких окон в дальнем конце комнаты. Один стол – аккуратно прибранный – заметно отличался от остальных. На зеленой столешнице покоились две папки, разбухшие от бумаг. На верхней папке висел ярлычок с надписью «ОСОБЫЕ», сделанной ярко-красным карандашом, буквы уже трудно было разобрать.

– Особые? – вслух удивилась Поппи. – Какие такие особые?

Но не успела она изучить документы, как неподалеку послышался чей-то шепот. Поппи оторвалась от папки, пытаясь определить, откуда исходит голос. Судя по всему, он принадлежал маленькой девочке.

Отвернувшись от стола и оглядевшись, она поняла, что комната была в форме буквы L и одну часть ее она не заметила. Голос доносился из-за угла.

– Эй? – позвала Поппи. Она закрыла папку под названием «ОСОБЫЕ» и положила ее к себе в сумку.

Она пошла на голос и вскоре смогла разобрать слова, которые бормотала девочка: «…хлебные крошки рассыпаны по лесу…» В раннем детстве сказка о Гензеле и Гретель наводила на Поппи настоящий ужас. Только боялась она не ведьмы в пряничном домике, а бессердечных родителей, отправивших собственных детей в лес на верную смерть.

Затаив дыхание, Поппи заглянула за угол. Яркое полуденное солнце освещало одинокий, развернутый к окну стул с высокой спинкой. Стул был такой высокий, что Поппи не видела сидящую на нем девочку.