«Дорогой Коленька!
Прости меня, что я дважды предала тебя… Если можешь простить. Я ничего не могла поделать. Вчера я стала женой Казакова. Мы ходили в Черкасское и там зарегистрировали в загсе наш брак. С нами пошли Ведерников и Бирюков.
Никакой свадьбы не праздновали. Женя говорит, что это наше личное дело. К тому же он знает, что его в обсерватории не любят. Просто, когда вернулись на плато, выпили вчетвером по бокалу шампанского.
Папа нарочно ушел на охоту, на целых три дня. Он тебя любит, как родного сына, и мечтал, что мы поженимся.
Я тоже тебя люблю, как родного брата. Но Женя мне дороже отца, матери, дороже тебя, дороже всех на свете. Я ему очень нужна… Не только как жена, но и как друг, потому что у него совсем нет друзей и он очень одинок. Никому я так не нужна, как ему. У тебя любящие родители, бабушка, такой друг, как Марк, и не только Марк — тебя же все так любят, поголовно все. Даже Ведерников и Бирюков, которых мы пригласили на церемонию, были подавлены и огорчались за тебя. Даже Сергей. Марк теперь на меня смотреть не хочет.
А Женю, кроме меня, никто не любит. А ведь он неплохой человек. Я помогу ему стать другим, таким, как ты, душевно щедрым. Вряд ли Женя сумеет сделать меня счастливой, как сумел бы ты, но я его люблю и не могу без него жить.
Мне очень горько, что муж мой ненавидит моего отца, но Женю тоже можно понять. Он мне все рассказал. Боюсь, что они никогда не примирятся — Женя и отец.
Прощай, Николай. Не держи против меня обиды. Ты еще встретишь хорошую девушку — лучше меня. Я ей немного завидую.
Я медленно вложил письмо в конверт. Ну, вот и все. Потом встал и пошел. Ходил я долго, даже не помню где. Да это и не важно… Опять сидел, согнувшись, на скамейке в каком-то пустынном сквере.
Значит, это было прощание навсегда. «Ты будешь моей женой?» — «Буду». Вот и все. Я потерял Лизу. Навсегда. Надо приучаться жить, не думая о ней. Но разве это возможно? Как вообще жить?
Я закрыл глаза. И река текла надо мною. Я замер, согнувшись на самом дне. Даже когда Гусь бил меня, мне не было так больно. Три часа протекли надо мною. Неужели только три часа? Я стал старше лет на десять.
Я вышел на какую-то улицу. Мимо проехало такси с зеленым огоньком. Я выбежал на дорогу и замахал руками, шофер остановил машину. Теперь не особенно опоздаю в университет.
Минут через двадцать я входил в приемную. Ректора ждать пришлось недолго. Секретарша пригласила меня. Я вошел в огромный кабинет. Профессор Герасимов, улыбаясь, шел мне навстречу. Но улыбка быстро сошла с его полного, румяного лица.
— Тебе плохо? — спросил он с тревогой, кладя руку мне на плечо. — Или… что-нибудь случилось?
— Да. Случилось…
Он потащил меня к дивану и почти силой заставил сесть, потому что я зачем-то упирался. И сам сел рядом.
— Ну, выкладывай, Николай, что случилось. Ведь мы с твоим отцом друзья…
— С которым? — вырвалось у меня, прежде чем я понял, что это черт знает что. Но ведь это был профессор Герасимов. Он и глазом не моргнул.
— С обоими, — сказал он просто, — оба хорошие ребята. Можешь гордиться тем и другим. Тебе повезло, парень. Бывают отцы, которые позор не только для сына, но и для общества. Я бы на твоем месте с ним повидался.
— Вам Ангелина Ефимовна все рассказала?
— Она мой друг со школьной скамьи. Ну, так что случилось?
Я молчал. Язык не поворачивался. Но так как он смотрел на меня с нетерпением, я молча отдал ему Лизино письмо.