Встречи и прощания. Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…

Подходило время уезжать. В последний раз пили чай, сидя, как и накануне вечером, за журнальным столиком. Клара сняла с плеч понравившуюся Н. Я. шаль и накинула на нее. Н. Я. отнекивалась, говоря: «Мне грех дарить, я все равно передарю кому-нибудь другому. У меня для старухи и так вещей много». Но в конце концов она уступила. Снова требовала у Сони папиросы. Узнав, что я пишу стихи, с ухмылкой уточнила: «Стишки?»

Прощались в сенях. Н. Я. тоже вышла, пригласила заходить к ней в Москве, а специально для меня добавила: «Сыграем в шахматы». Уже когда мы подходили к калитке, крикнула вдогонку: «Соньке шаль не подарю!»

Это было 2 мая 1978 года, прошло ровно сорок лет со дня ареста Мандельштама в санатории «Саматиха» (станция Черусти). Н. Я. никак не обмолвилась об этой годовщине, а я, разумеется, не мог напоминать ей об этом.

3–5 мая 1978 года

Позже под впечатлением этой встречи написалось стихотворение, посвященное Н. Я. Мандельштам:

Судьбой нещадно бита, но жива,
В своей квартире, что не снилось даже,
Сжимает книгу мужнину вдова —
У строк его, у истины на страже.

Ее характер облику под стать:

Как шило взгляд, поджаты губы сухо.
Нет, вам ее старушкой не назвать
И не заластить – колется старуха!

Она с судьбой закончила свой спор,

Но знает цену людям и поэтам
И папиросы марки «Беломор»
Предпочитает модным сигаретам.

Вся жизнь ее уже не быль, а миф —

Она такую вытерпела муку…
Почту за счастье, голову склонив,
Поцеловать трясущуюся руку.

С Валентином Непомнящим

С Валентином и Татьяной Непомнящими я познакомился в электричке, отправлявшейся в один из погожих летних дней от Белорусского вокзала в сторону Можайска. Мы ехали к Гале Балтер в Малеевку. С большой долей вероятности могу предположить, что это было 7 или 8 июля 1979 года и ехали мы отмечать посмертное шестидесятилетие Бориса Балтера, который родился 6 июля 1919 года. Но 6-е пришлось в тот год на пятницу, и поэтому встреча была перенесена на субботу или на воскресенье.

Валентин имел вполне артистический вид: из-за расстегнутого ворота белой рубашки виднелся нашейный платок пестрой расцветки. Я тогда еще и предположить не смог бы, что буду когда-нибудь всерьез заниматься биографией и творчеством Пушкина, но с большим интересом прислушивался ко всему, что рассказывал Валентин. Рассказывал он тоже весьма артистично, а Татьяна в соответствующих местах сопровождала его рассказы звонким смехом.

Подробности того дня в памяти не сохранились, запомнилось только, что после застолья Татьяна по чьей-то настойчивой просьбе издевательски пародировала «Интернационал». Это был ее коронный номер. Основной мишенью пародии являлась чрезвычайная агрессивность текста коммунистического гимна, подчеркнутая Таниной интонацией и мимикой с такой выразительностью, что часть слушателей была повергнута в гомерический хохот. Валентин пел после Татьяны (или до нее) русские народные песни с подчеркнутым оканьем и ёканьем…

Потом были вечера Непомнящего в музее Пушкина, где он по главам читал и комментировал «Евгения Онегина». Зал всегда был полон. Читал он замечательно, не нарушая ритмику стиха, чем так часто грешат профессиональные исполнители. Комментарии были глубоки и остроумны. Каждая его реплика по поводу пушкинского текста вызывала неподдельный интерес. Атмосфера творческого сопереживания и соучастия слушателей овладевала переполненным залом.

После окончания вечера избранные допускались во внутренние помещения, кажется, это был кабинет заместителя директора по научной работе Натальи Ивановны Михайловой. Устраивалось импровизированное застолье с чаем, пирожками и печеньем. Там хозяйкой была Анна Соломоновна Фрумкина, одна из старейших сотрудниц музея, бессменный организатор всех культурных мероприятий, в том числе и вечеров Непомнящего.