Встречи и знакомства

Михаил Никифорович Катков. – Его доброта и отзывчивость. – Мое сотрудничество в «Московских ведомостях». – Рассыльный Некрасов. – Управляющий типографией Лавров. – Курьезное происшествие с типографскими деньгами. – Отношение Каткова к старому слуге. – Великодушный поступок Каткова с секретарем редакции. – Характеристика Каткова. – Комический случай за обедом в честь Каткова. – Мой переход в «Русские ведомости». – Состав редакции. – Порядок занятий в «Русских ведомостях».

Я отвлеклась несколько в сторону, отдавшись старым воспоминаниям моей первой молодости, и теперь вновь возвращаюсь к началу моей литературной карьеры. Говорить я хочу, конечно, не о себе, а о тех всем хорошо известных и памятных лицах, с которыми меня сталкивала судьба на первых порах моей литературной деятельности.

Я уже сказала, что первым моим знакомством в литературной среде был старик Пановский, хорошо знакомый еще с отцом в эпоху моего детства и вследствие этого очень радушно отнесшийся ко мне при моей случайной встрече с ним в Москве.

Позднее, поставленная лицом к лицу с необходимостью работать, я обратилась к нему с просьбой найти мне переводную работу. Обращаясь к нему с этой просьбой, я имела в виду его близость к «Московским ведомостям», где он состоял первым по времени фельетонистом[288].

Переводов он мне найти не мог, но уговорил меня попытать свои силы в беллетристике, одновременно отрекомендовав меня Каткову как лицо, близко знакомое с театром.

Мне переданы были все театральные рецензии и еженедельные театральные фельетоны, и здесь-то я имела полную возможность близко ознакомиться с характером Каткова как редактора и издателя и смело скажу, что почти не испытывала в жизни ни к кому такой полной и горячей симпатии, какую мне внушил Михаил Никифорович Катков.

Бесконечно добрый, щедрый и деликатный как никто, Катков даже неумышленно никогда не причинил никому из сотрудников своих никакого горя.

Сам более нежели обеспеченный, он тем не менее понимал и чужую нужду, и чужое горе, и чутко стоял на страже чужого самолюбия. Как теперь помню я, как однажды, узнав, что кассир редакции Пёдер отказал выдать одному из сотрудников заработанный им гонорар под тем предлогом, что цифра этого гонорара была слишком ничтожна и что такими пустяками не принято в редакции «запутывать счета», Катков сконфузился, немедленно предложил нуждавшемуся сотруднику крупный аванс, а Пёдера предупредил, что ежели что-нибудь подобное повторится, то он будет немедленно уволен, хотя этот педантичный немец служил в редакции уже несколько лет сряду.

Что подобное столкновение только случайно дошло до Каткова, объясняется тем, что всеми денежными делами редакции заведовал бесконтрольно Павел Михайлович Леонтьев, человек очень большого ума, широкой эрудиции, но в смысле доброты и сердечности далеко уступавший Каткову.

Леонтьева мы все и меньше знали, и меньше любили, нежели Каткова, и когда дело доходило до какой-нибудь просьбы, то адресовались не к нему, а старались выждать случая переговорить с Катковым.

В мое время при редакции служили рассыльными два унтер-офицера, знавшие Каткова еще студентом и питавшие к нему горячую, чуть не благоговейную любовь.

Звали их Некрасов и Павлов. Последний был очень услужливый и исполнительный человек, но ничего особенного собою не представлял, зато Некрасов был так типичен и представлял собой такое оригинальное явление, что невозможно было не обратить на него исключительного внимания. Груб он был неимоверно, хотя в душе был большой добряк, и, весь как-то уйдя в прошлое, он с настоящим считаться не хотел и не мог.

Михаил Никифорович был для него все тот же студент, барин хоть и добрый, но «в достаточенности нескладный», а мы все «при нем состояли» и чуть ли не для того были созданы на свет, чтобы оттенять собой все его совершенства. Когда кто-нибудь из нас являлся в редакцию в его дежурство и заявлял желание переговорить с самим Катковым, Некрасов недружелюбно оглядывал посетителя с ног до головы и покачивал своей седою головой, как бы желая сказать: «И чего вы это лезете?!» Он бы, вероятно, и сказал это, ежели бы не боялся выговора от Леонтьева, потому что сам Михаил Никифорович ему никогда выговоров не делал, да он и слушать бы их не стал.

Рассеянность Каткова, вошедшая в пословицу среди всех, кто его знал, была источником бесконечных выговоров со стороны Некрасова, который прямо и в упор говорил ему:

– А вы опять напутали?! И когда это вы только на настоящую полосу найдете?..