Встречи и знакомства

Кроме этого фантастического рассказа, существовала еще между нами версия о каком-то таинственном «карлике», будто бы приходившем в указанные эпохи к дверям нашей большой актовой залы и потрясавшем двери этой залы. Карлика этого никогда никто не видал, никто даже таинственного стука не слыхал, а между тем все мы непреложно верили в его таинственное существование, и появление его, по нашим понятиям, должно было непременно совпадать с чьею-то гибелью и каким-то таинственным несчастием!.. В общем, это был вариант на пресловутую «Белую даму», и создался он, вероятно, навеянный этой легендой.

Возвращаюсь к Наталье Ивановне Нелидовой. В то время, когда я ее видала, это была уже дряхлая старушка, одетая в старинные и очень поношенные костюмы, опиравшаяся на палочку, и с подбородком, сходившимся с опущенным книзу носом, она представляла собой положительное сходство с ведьмой в том виде и образе, как изображаются художниками эти мифические существа.

Жила она в одной из маленьких квартир, расположенных вдоль по старинным кулуарам, и апартаменты ее, по словами тех, кто в них проникал, являли собой настоящий музей редкостей.

Сестру свою она боготворила, память о ней хранила благоговейно и, говоря о ней, как-то высоко поднимала голову, что придавало ей окончательное сходство с обитательницей Лысой горы.

Приходила она к моей тетке, бывшей в то время инспектрисой Смольного монастыря, и, несмотря на довольно большое расстояние, приходила очень часто, свободно проходя сравнительно солидное пространство.

Как теперь смотрю я на нее… В длинном темно-желтом «салопе» какого-то допотопного покроя, в чепце с большими оборками подвигалась она вдоль по коридорам своей мелкой, дробною походкой и при встрече с посторонними гордо поднимала голову и старалась свысока смотреть своими подслеповатыми, выцветшими глазами.

Тетку мою она особенно любила потому, что та хорошо знала и помнила ее покойную сестру, знаменитую фаворитку, и хранила ее портрет и ее письма, к сожалению, утраченные впоследствии. История этой утраты так оригинальна, что я не могу не сказать о ней мельком два слова.

Тетка, сорок пять лет пробывшая в стенах Смольного, – где она сначала воспитывалась, а затем служила двадцать пять лет классной дамой и двадцать лет инспектрисой, – была в большом фаворе еще у императрицы Марии Федоровны и впоследствии у императрицы Александры Федоровны. Кроме того, ее особенно любил великий князь Михаил Павлович, часто посещавший ее запросто и приезжавший провести вечер в ее обществе. В силу такой благосклонной близости отношений у тетки была масса солидных и почетных связей при дворе. Со всеми она поддерживала самые лучшие отношения, со всеми во время их отсутствия аккуратно и деятельно переписывалась, и коллекция писем, оставшихся у нее после ее смерти, составила бы ценный вклад в любой музей и любой исторический сборник, ежели бы этой ценной и редкой коллекции не было суждено погибнуть самым необычайным и, ежели можно так выразиться, самым глупым образом.

Дело в том, что в момент смерти тетки из близких родных при ней не было никого, и все, что у нее осталось, очутилось на руках ее старой и верной слуги Аннушки, или Анны Афанасьевны, вынянчившей внука и единственного наследника тетки[332], по завещанию призванного наследовать после нее все, что осталось в наличности. Анна Афанасьевна обожала своего маленького питомца, благоговела перед ним и с горем провожала его, когда он уехал в Москву для поступления в Катковский лицей, по желанию Аксаковых, собиравшихся усыновить его и передать ему и свое имя, и все свое состояние. Усыновление это впоследствии не состоялось, но во время кончины тетки маленький Федя, которому в то время было лет двенадцать или тринадцать, находился в Москве и ни в каком наследстве и ни в каких делах вообще участвовать не мог. Аксаковы тотчас же прислали его в Москву на погребение тетки и тут же сделали заочное распоряжение об охране оставшегося ему по завещанию имущества, но Анна Афанасьевна в порыве заботы о своем питомце захотела предвосхитить события и… не нашла ничего лучшего, как забрать наскоро все картоны и портфели с письмами и бумагами, жарко растопить камин и бросить в него все найденные ею бумаги без малейшего различия.

Это было время общего брожения, молодежь волновалась, всюду производились тщательные аресты и обыски, и Анна Афанасьевна, не умевшая даже читать, рассудила в простоте души своей, что все «это» происходит «от бумаг» и что вследствие этого все «бумаги» должны тщательно уничтожаться. Различия между «бумагами» она не делала никакого… Раз «написано» – значит, и гибель недалеко!..

И, желая предостеречь Федю от этой неминуемой гибели, она озаботилась исключить из получаемого им наследства весь вредный элемент. Мальчик на первых порах не обратил внимания на исчезновение и на опустошение картонов. Он горячо любил бабушку, и ему было не до того, но заботливая няня сама поспешила предупредить его, что приняла меры к его «спасению» и «охране».