– Это насмешка… Я не позволю вам смеяться надо мной… – рванулся и ударил Перфильева по щеке…
Удар громко и гулко раздался в приемном зале.
На минуту все стихло… Все оцепенело…
Затем моментально явилась полиция, фон Ш. был схвачен, арестован и, по указанию полицейского доктора, препровожден в Преображенскую больницу «на испытание».
Напрасно мать фон Ш., извещенная об аресте сына, бросалась всюду, настаивая на полной его правоспособности. Напрасно сам он настаивал на том, что он совершенно здоров и совершил поступок свой сознательно, обидой мстя за нанесенную ему обиду и ударом физическим расплачиваясь за невыносимо большие удары нравственные…
Ничто не помогало…
До обыкновенного суда допускать это дело было невыгодно для администрации. И фон Ш., признанный безумным, водворен был в больницу для «законного» срока «испытания».
Вот тут-то сила и свет науки блеснули так, как редко удается им блеснуть…
Обязанность главного директора Преображенской больницы в то время исполнял всеми уважаемый и, как Божий свет, справедливый, молодой психиатр Буцке, временно заменивший старика Державина, долгие годы стоявшего во главе больницы и фатально не выдержавшего близкого и постоянного общения с безумными. Он сам сошел с ума и в момент поступления фон Ш. в больницу находился сам под неусыпным наблюдением своих недавних сотоварищей по медицинской практике…
Субъект, вновь поступивший в число пациентов Преображенской больницы, а равно и подробности его поступления сильно заинтересовали Буцке. Он не мог отказать в приеме больного от администрации «на испытание», но гибели здорового человека и нравственному насилию над ним он воспротивиться мог, и горький произвол не нашел себе в нем ни сочувствия, ни поддержки…
Фон Ш. встретил в больнице самый лучший, дружеский уход, как человек, действительно нуждавшийся в подкреплении и урегулировании нервной системы… но воля ему была предоставлена полная, как человеку, психически совершенно здоровому, и свобода его ничем положительно не стеснялась. Он вставал и ложился позднее других… читал и писал беспрепятственно и бесконтрольно все, что хотел, и мать, изнемогавшая под бременем поразившего его несчастия, ежедневно допускалась к нему и проводила с ним все дни напролет.
Большой охотник до игры в преферанс, фон Ш. нашел себе в больнице постоянную партию и часто шутя говорил, что ежели бы не постоянные, сильно надоедавшие ему визиты эмиссаров администрации, он порой мог бы совершенно забыться и думать, что живет у себя на даче, в родной Финляндии.
Но администрация не дремала и выпустить его из своих цепких когтей не желала…
К нему неоднократно уже приезжали от имени Перфильева и даже выше его поставленных лиц со всевозможными предложениями, имевшими целью выжить фон Ш. из Москвы, выгодным назначением по «выздоровлении» вознаградить его за долгое нахождение в доме умалишенных, тем самым констатируя в то же время и законность такого временного нахождения…
Этот способ удовлетворял, по мнению заботливого начальства, обе враждующие стороны. И оскорбление, нанесенное Перфильеву, смывалось признанным безумием оскорбителя, и он надолго, ежели не навсегда, исчезал из Москвы.
Но ни фон Ш., ни мать его не сдавались… Они настаивали на том, что оскорбление было вызвано, и требовали суда строгого, но неподкупно справедливого…
Тогда в последний раз к фон Ш. явились лица, уполномоченные переговорить с ним и представить ему на вид всю несообразность и безвыходность его положения…
– Ведь ежели признано будет на суде, что вы действовали вполне сознательно и что вы, как в этом хотите нас уверить, сознательно нанесли оскорбление губернатору, и притом при исполнении им служебных обязанностей, то вы сами понимаете, чему вы подвергаетесь за это по закону?.. Ежели же вы будете признаны безумным, то… вас так и оставят в сумасшедшем доме до гробовой доски!.. Поймите же, что суд для вас во всяком случае – погибель, тогда как мы вам дадим возможность, избегнув суда, навсегда прочно и спокойно устроиться в провинции…
Фон Ш. ничего не хотел слышать и, поддерживаемый матерью, упорно требовал суда…
В этом же решении поддерживал его и доктор Буцке, завзятый враг всякого деспотизма и далеко не ярый сторонник столичной администрации.
– Ничего, не унывайте!.. – говорил он. – Авось и на административную крапиву найдется какой-нибудь мороз?!
И «мороз» этот действительно нашелся!..
Признанный вполне правоспособным, фон Ш. предстал перед лицом суда, куда вместе с ним вызван был и врачебный персонал больницы…
Показаниями врачей, дружно сплотившихся под давлением исправлявшего должность главного доктора Буцке, установлено было, что в момент совершения преступления фон Ш. под влиянием сильного аффекта был в пароксизме внезапного острого помешательства, устраняющего всякую возможность ответственности перед законом за какой бы то ни было проступок, точно так же как в данную минуту перед лицом суда находится совершенно излечившийся человек, состояние здоровья которого устраняет всякую возможность дальнейшего содержания его в психиатрической больнице…