Встречи и знакомства

Подобное мудрое и… ловкое заключение было встречено присутствовавшей на суде публикой с чувством искреннего одобрения, и Буцке, а равно и его товарищам, устроена была шумная овация…

Нечего и говорить, конечно, что тотчас по освобождении своем фон Ш. уехал в родную ему Финляндию и что русские столицы вряд ли когда опять увидали его в своих стенах.

Одна из московских трущоб и мировой судья Багриновский

Из московских мировых судей[419] первого состава, или «первого призыва», как шутя говорили тогда, самым оригинальным и самым популярным был Багриновский, которому, как нарочно, и участок выпал на долю самый своеобразный.

В районе его ведения была пресловутая Грачевка со всеми прилегающими к ней переулками, составляющими, как известно, квинтэссенцию московского безобразия.

Это то же, что в Петербурге Сенная, или, точнее, это та же Вяземская лавра, разросшаяся на целый квартал.

Тут что ни дом, то или портерная, или кабак, не считая прилегающих переулков, которые все почти сплошь заняты известного сорта домами, получившими здесь такое право гражданства, что простые обыватели никогда в эти переулки не заглядывают, и ни один извозчик, под страхом ответственности, не позволит себе провезти по ним обывателей, не только женщину, но и мужчину.

Все свободные квартиры здесь заняты или ночными феями[420], или мелкими съемщицами, у которых ютятся пропойцы с временными подругами горького существования.

От драк и площадной брани в этой местности стон стоит и днем, и ночью, и драки и потасовки здесь служат самым обычным явлением.

И вот этих-то мятежных обывателей судьба послала на долю такому оригиналу, как покойный Багриновский.

С нравами и обычаями выпавшей ему на долю местности Багриновский освоился быстро и подробно, во все особенности этого характерного быта быстро и глубоко проник и даже к некоторым из наиболее часто попадавшихся ему на глаза «клиентов» так привык, что не только знал их по имени и отчеству, но даже и с обычной сутью их дела отчасти познакомился.

Популярность его в этой местности не поддается никакому описанию. Его все знали, все поголовно любили, и когда он был избран вторично, то ему поднесен был очень хорошо составленный и прекрасно переписанный адрес от особой корпорации пропойц, день и ночь заседавших в знаменитом и всей Москве хорошо памятном кабаке, почему-то носившем имя «Склад».

«Склад» этот помещался в самом центре Грачевки, в низке небольшого деревянного домика, принадлежавшего в то время каким-то купцам Волковым, сдававшим его в аренду двум братьям-полякам Павловским, которым и принадлежал пресловутый «Склад».

«Склад» этот носил совершенно особый характер, и лица, в нем проводившие время и пропивавшие в нем свои последние гроши, и сами ни в какое другое «заведение» не пошли бы и в свою среду никого бы не приняли.

Это был, так сказать, притон интеллигентных пропойц, горькая, грязная яма, захлестнувшая на дне своем целую плеяду самых разнообразных, самых разнохарактерных талантов.

Все, что спивалось в мире интеллигенции, в мире художества, искусства, литературы, – а гибло и спивалось в этой сфере много мощных, крупных сил, – шло обязательно в «Склад» и оставалось там до момента отрезвления для того, чтобы по наступлении нового «запоя» вновь вернуться под гостеприимные своды «Склада» и пропить там все скопленное и заработанное в моменты просветления.

И что за умные, оживленные беседы велись под этими пропитанными винными испарениями сводами!.. Что за талантливые вещи там нарождались и развивались!..

Какими блестящими софизмами завершались и разрешались завязывавшиеся там споры и прения…

И какими мощными, вдохновенными звуками покрывались подчас все эти взрывы характерной, обособленной жизни!..

Тут в моменты загула подолгу засиживался некогда знаменитый певец Лавров… Сюда захаживал и не менее знаменитый певец Бантышев… Здесь набрасывал свои полные глубины статьи один из корифеев нашего богословия, имени которого я не назову, чтобы не оскорбить горьким напоминанием родственников его, оставшихся в живых…

Сюда временами заезжал, и не на один день, отставной молодой гвардеец Б., увлеченный болезненной страстью к вину, заставившей его навсегда расстаться с тем обществом, в котором он вырос и с которым сроднился, для того чтобы, предаваясь пагубной страсти, проводить время с людьми, как он, упавшими и заблудшимися…

Здесь же ютился, доживая свой грустный век, старый князь К-кин, бывший предводитель дворянства одной из крупных и значительных губерний, проживший все состояние и упавший до последней степени увлечения позорной страстью к вину[421].