Встречи на московских улицах

– Я вспоминаю, мы же с вами вместе туда заходили. И не застали тогда Пискунова. Но позже он мне сказал, что ему ваши вещи нравятся.

Максу было неудобно обременять писателя своими заботами.

– Вероятно, в редакции возникли разные мнения, и потому нет ясности, – ответил он и попытался перевести разговор на другую тему: – А когда вы надеетесь снова быть в институте, Константин Георгиевич? Без семинаров жизнь такая пресная.

– Может быть, скоро, – обещал писатель и вернулся к своему вопросу: – Произошла заминка. Или какие-то привходящие обстоятельства играют роль, – и сочувственно: – Вы измотались в ожидании? Не пишется?

После небольшой паузы вдруг заговорил о М. А. Булгакове. Спросил, знаком ли Бременер с его творчеством. Тот слышал о пьесе «Дни Турбиных» и смотрел спектакль «Мёртвые души» Гоголя в инсценировке Булгакова.

– Да, Михаил Афанасьевич мог так инсценировать, что Николаю Васильевичу не стыдно было бы показать, – заметил Паустовский. – Но, кроме того, а по-моему, прежде всего, Булгаков – прозаик. Прозы его вы не читали, она не издана, но прочтёте со временем, издадут, и станет ясно, что Михаил Афанасьевич – из лучших прозаиков этого века.

Думая, что у писателя есть какая-то информация в отношении издания прозы Булгакова, Макс спросил, когда это можно ожидать.

– Будем надеяться, в этом веке и при нашей жизни, – ответил Константин Георгиевич. – Может статься, это не такая уж беспочвенная надежда, – сказал и тут же засомневался:

– В сущности, художник не вправе ожидать, надо же создавать, – улыбнулся и продолжал: – Это всё так, если забыть о слабостях. А ведь они есть у каждого. Однако просто ничего иного не остаётся, как забыть о них навсегда.

Последняя фраза прозвучала и как ободрение, и как совет. На том и распрощались у магазина «Цветы».

Через три с половиной десятилетия, вспоминая встречу на Тверской, М. С. Бременер писал: «Может быть, это самый важный из уроков Паустовского для меня: нельзя тратить время на ожидание, надо писать. Не ставлю тут восклицательного знака, потому что помню тон Константина Георгиевича, его голос. Он знал, как тяжело, закончив книгу, ждать её выхода в свет, чего стоят годы ожидания, терпеливого или нетерпеливого, сколько сил души уходит у человека впустую за эти годы. И потому считал, что есть одно избавление – создавать новую вещь».

«Диссиденты». Так называли людей, открыто протестовавших против неугодных им общественных порядков страны. Известный артист Д. К. Дуров считал первыми диссидентами СССР трёх студентов Школы-студии МХАТ: Петра Фоменко, тоже ставшего режиссёром, Александра Косолапова и Геннадия Павлова; последний работал на телевидении. Лев Константинович говорил о них:

– Они не были политическими диссидентами – они первыми выразили некий протест против жёсткой регламентации, которой подвергалась тогда общественная жизнь.

И надо сказать, весьма «оригинально» выразили. Судите сами.

К 800-летию столицы вдоль главной улицы города высадили липы. За три года они укоренились и разрослись, давали хорошую тень. И вот как-то в студию прибежал один из студентов и с тревогой в голосе оповестил сокурсников:

– Ребята, на улице Горького скандал: наши там такое вытворяют! Их сейчас заберут в милицию!

«Такое» заключалось в том, что упомянутая троица забралась на деревья и ела их кору («жрала», говорил Дуров). Милиционеры пытались стащить хулиганов с деревьев. Косолапов отбрыкивался и верещал:

– Не троньте меня! Не мешайте! Я белочка! Я белочка! Я голодная белочка!

Фоменко скулил:

– Я зайчик! Я зайчик!

Не отставал от друзей и Павлов.

Под смех и улюлюканье зевак их в конце концов стащили на землю и повели в «полтинник» – 50-е отделение милиции. Там друзей начал учить сам начальник этого заведения:

– Что вы вытворяете, сукины дети?!

Дружки тупо смотрели на него, а потом синхронно ударились затылками о стену, наклонились над столом и выпустили на него целую лужу слюны. Обалдевший начальник заорал на подчинённых:

– Не видите, кого вы мне привезли?! Они все больные. Развезите их по домам! Мне что, за них отвечать?

И их развезли, вручив под расписку обеспокоенным родителям.

…Следующий номер «диссиденты» выкинули на той же улице Горького. На этот раз они перегородили её многочисленными аптечными пузырьками. Павлов и Косолапов перегораживали, а Фоменко руководил уличным движением:

– Товарищи, товарищи, обходите, пожалуйста! Машины, объезжайте, объезжайте! Мы берём пробы воздуха! Берём пробы воздуха!

Пешеходы обходили, машины объезжали. Когда поток последних закупорил улицу, «диссиденты» ногами разбросали пузырьки и объявили:

– Всё, товарищи! Движение открыто! Проезжайте, проезжайте!

Никто ничего не понял. Откуда эти «исследователи»? Где милиция? И что за чертовщина творится на главной улице города?