Читаем Встречи на московских улицах полностью

Встречи на московских улицах

Премия. Михаил Аркадьевич Светлов получил широкую известность стихотворениями «Гренада» и «Каховка». Первое из них поэт написал в двадцать три года (1926). «Гренаду» высоко ценил В. Маяковский; она стала любимой песней интернациональных бригад в Испании конца 30-х годов. Песня на слова «Каховки» была очень популярна накануне Великой Отечественной войны, да и после её окончания:

Каховка, Каховка – родная винтовка. …Горячая пуля, лети!Иркутск и Варшава, Орёл и КаховкаЭтапы большого пути.Гремела атака, и пули звенели,И ровно строчил пулемёт…И девушка наша проходит в шинели,Горящей Каховкой идёт…Под солнце горячим, под ночью слепоюНемало пришлось нам пройти.Мы мирные люди, но наш бронепоездСтоит на запасном пути!..

Сцены профессиональных и самодеятельных театров страны обошли романтические пьесы Светлова: «Глубокая провинция», «Сказка», «Двадцать лет спустя», «Бранденбургские ворота», «С новым счастьем». В книгах его лирики, овеянных пафосом созидания и борьбы, немало строк и страниц, искрящихся юмором и неповторимой светловской улыбкой. Михаил Аркадьевич, жизнелюб, острослов и матерщинник, любил посидеть с друзьями за рюмкой сорокаградусной или бокалом хорошего вина. С этим пристрастием связано много эпизодов его жизни.

…В ресторане Всесоюзного театрального общества появился официант, работавший ранее в «Метрополе». Естественно, что он ничего не знал о публике и традициях нового для него заведения: о неповторимости атмосферы большой актёрской семьи; стабильности меню, которое не менялось годами; скромности заработков большинства актёров. Привыкнув получать в «Метрополе» большие чаевые, новичок полагал, что так будет и здесь. Борис Сичкин, больше известный в те годы как Буба Касторский, вспоминал:

«В этот вечер Михаил Светлов и я зашли в ресторан поужинать, имея наличного капитала 14 рублей.

– Селёдочку, пожалуйста, – попросил я.

– Кончилась, – ответил новенький официант. – Но для вас я постараюсь достать.

– Печёнку рубленую.

– Печёнки рубленой нет, но я постараюсь достать.

Что бы мы ни попросили, он отвечал, что этого нет, но он постарается для нас достать. Делалось это, разумеется, в расчёте на чаевые.

Тогда Светлов не выдержал и спросил его:

– Послушайте, дорогой, вы действительно всё можете достать?

– Да, – гордо ответил официант.

– В таком случае, – сказал Светлов, – достаньте нам, пожалуйста, немного денег…»

А вот эпизод уже из повседневности буден Центрального дома литераторов. Группа поэтов сидела в ресторане. По соседству куражился, оскорбляя женщин, могучий парень в пиджаке, распираемом мускулами. Светлов вскочил, поднял со стула хулигана и своей тощей рукой надавал ему пощечин. Хулиган, вопя, обратился в бегство. Кто-то сказал, что это был чуть ли не чемпион по боксу. Светлов улыбнулся:

– Никому не рассказывайте об этом матче, а то меня включат в сборную команду СССР по боксу, некогда будет писать стихи.

Марк Соболь, один из друзей Светлова, запечатлел в воспоминаниях «Мои дорогие» следующий эпизод: «Москва, улица Горького. Лето, Жарко. С Мишей идёт его сын, восьмилетний Сандрик.

– Папа, – говорит мальчик, – а ведь ты когда-нибудь станешь старенький и не сможешь работать. А я вырасту большой и буду много зарабатывать. И ты придёшь и попросишь: „Сандрик, дай мне на сто грамм“. И я дам тебе на сто грамм. Хорошо это, папа?

– Замечательно.

– Ну вот, – удовлетворённо кивает Сандрик. – А пока что купи мне мороженого».

В этих воспоминаниях Соболь сожалеет, что не записывал остроумные замечания и шутки Светлова, но кое-что всё же осталось, перешло в писательский фольклор:

«Как-то один молодой поэт обратился к Светлову:

– Миша…

– Ну к чему такие церемонии? Зовите меня просто – Михаил Аркадьевич».