Встречи на московских улицах

Выиграл биографию. 2 мая 1949 года в Малом театре должна была состояться премьера пьесы «Молодость» молодого драматурга Леонида Зорина. В этот же день в Петровском парке проходил футбольный матч между старыми соперниками – командами ЦСКА и «Динамо». Страстный болельщик, Леонид решил попасть на состязание, так как считал его подарком судьбы, которая подфартит отнюдь не каждому.

Билет был на Северную трибуну. На небольшом пяточке перед входом на неё проходил парад знаменитостей. Толпиться здесь считалось престижным.

Грянул блантеровский марш, и команды вышли на поле. «Бесков, Бесков», – звучной волной пронеслось по трибунам. Это был элегантный красавец с ослепительным боковым пробором в гладко уложенных волосах, форвард «Динамо», всегда приносивший победу своей команде. Так было и на этот раз.

Зорин был настолько захвачен игрой, что ни о чём другом уже не помнил. Не спеша, боясь растерять радость от только что пережитого, он вышел на пятачок знаменитостей, среди которых стояло несколько литераторов.

– Ну, поздравляю вас, поздравляю, – с тренированной, слишком пылкой душевностью сказал один из них, протянув свою длань. Другие к нему присоединились.

– Спасибо, – Леонид пожимал протянутые к нему руки. – Просто здорово! Здорово, правда?

Общество недоумённо смолкло, и Зорин заметил, как двое переглянулись, кто-то криво ухмыльнулся. «В чём дело? – мелькнула мысль. – Что не так?»

По счастью, недоразумение быстро выяснилось: его поздравляли с предстоящей премьерой пьесы «Молодость», а не с победой «Динамо». Вспомнив о спектакле, Леонид помчался в Малый театр, едва успев к открытию занавеса.

Пьеса была принята при полном сочувствии зала – зрители с отеческой снисходительностью закрыли глаза на промахи молодого автора. Пьеса заканчивалась словами: «В добрый час! В добрый час!» И когда автор вышел на сцену, его приветствовали именно этим пожеланием:

– В добрый час! В добрый час!

В двадцать пять лет дебютировать в Малом театре! Это колоссальный успех. Было отчего закружиться голове. Позднее Зорин так передавал своё тогдашнее состояние:

– Я вновь очутился на улице Горького. Главная магистраль столицы была торжественно иллюминирована – первомайские празднества продолжались. Тротуары и проезжая часть, освобождённая от пешеходов, пенилась человеческим морем. Стояла ликующая весна. Вечерний воздух был молод и ласков. Я медленно шёл к Пушкинской площади. Я понимал и не понимал, что больше не будет такого вечера, такой всепобеждающей радости. Недаром мой праздник слился с общим. Быть может, тут есть своя символика? Быть может, мне и впрямь предстоит фейерверочная дорога цветов? Я думал о том, как много я выиграл в этот невероятный день. Может быть, целую биографию.

Предчувствие не обмануло будущую знаменитость: всю вторую половину XX столетия театральные сцены страны сотрясали пьесы Леонида Зорина – «Покровские ворота», «Варшавская мелодия», «Пропавший сюжет», «Царская охота», «Декабристы», «Римская комедия», «Союз одиноких сердец», «Коронация»… Непреходящий успех пьес Зорина объясняется тем, что он предпочитал размышлять в них о той сфере бытия, которая давала возможность рассматривать любовь как высшую доблесть жизни, а сострадание – как её высшее благо.

Жизнь – единократна. Писатель и журналист, B. C. Бушин к тому же – страстный публицист, не знающий компромиссов. И это известно всем, следящим за литературой и политическими событиями. На этих поприщах он боец:

Увы, я многих пережил.
Хоть и берёг себя не очень:
И с полной рюмочкой дружил,
И мог работать дни и ночи.

Трусцой не бегал по утрам,

Считая это чушью просто.
А жил открытый всем ветрам. …
Вдруг – бац – уже и девяносто.

Но занемочь иль пасть в бою

Доныне не имею права,
Поскольку родину мою
Терзает злобная орава.

Но мало кто знает, что за внешностью сурового воина скрывается очень чувствительный человек, взыскующий любви и справедливости. Вот характерная сценка, запечатлённая Владимиром Сергеевичем 6 февраля 1958 года: «На автобусе доехал от улицы Зорге до „Сокола“, и здесь у метро невольно подглядел сцену, которая до сих пор сжимает сердце.

Почти у самого края тротуара, видно, только что, сойдя с автобуса, стояла маленькая девочка, вероятно, первоклашка, хорошенькая и тоненькая. Над ней склонилась молодая женщина, должно быть мать, и что-то злобно и много говорила ей. Я словил только одно слово: „стерва“. Она отчитывала её за какую-то оплошность. Женщина, судя по внешности, вполне интеллигентная. На лице девочки были растерянность и страх.