Встречи на московских улицах

В 1908 году в Москве выступала знаменитая актриса Элеонора Дузе. После просмотра спектакля «Дама с камелиями» с её участием молодая актриса МХТ не могла уснуть, потрясённая искусством зарубежной знаменитости. В полном одиночестве ходила Коонен по Спиридоновке, размышляя о том, что же такое – играть на сцене:

– Я вспоминала лицо Дузе, её жесты, отдельные моменты исполнения. Она играла удивительно просто, но это была совсем не та простота, которую я знала в Художественном театре. На сцене не было никаких подробностей, стояла только самая необходимая мебель. Правда, были цветы, говорили, что Дузе любит играть с цветами. Я вспоминала её руки, когда она, весёлая и счастливая, в ожидании Армана, составляет букет, чтобы поставить его в вазу. Неожиданно входит отец Армана. Растерянная, она сидит с цветами на коленях, а когда он уходит, медленно поднимается, и цветы, о которых она уже забыла, рассыпаются по полу. Пластическая выразительность Дузе была для меня настоящим откровением. Когда на балу у Олимпии она закрывала лицо рукой, как бы защищаясь от оскорблений, и с неповторимыми интонациями произносила несколько раз: «Арман… Арман… Арман!!», – у меня к горлу подступали слёзы.

О руке Дузе Алиса Георгиевна не раз вспоминала и позднее – при репетиции пьесы «Покрывало Пьеретты», в которой ей не давался эпизод отравления Пьеро.

– Такой жест возможен в драме, где существуют ещё и слова, – не раз поправлял её режиссёр А. Я. Таиров. – Здесь у вас слов нет. Чувство, которое владеет вами в эту минуту, может раскрыть только ваша рука. В вашей кисти, в ваших пальцах, которые сжимают яд, мы должны ощутить холод смерти. Заметьте, какой у вас длительный кусок музыки…

Когда репетиция кончилась, Александр Яковлевич предложил Коонен сделать на несколько дней перерыв, чтобы она могла немного отвлечься от не дающегося ей эпизода. На это Алиса Георгиевна отреагировала без малейшего чувства благодарности к вниманию режиссёра:

– Я буркнула, что никакого перерыва не нужно, что, наоборот, надо работать больше, так как пока у нас ничего не получается. Попрощавшись, я торопливо бросилась к дверям. Вышла на улицу. Было уже поздно. К моему удивлению, меня догнал Таиров и предложил проводить до дому. Я сухо поблагодарила его и, подозвав проезжавшего мимо извозчика, сказала, что прекрасно доеду одна. Каково же было моё удивление, когда, сев в пролётку, я увидела Таирова рядом с собой. Он вежливо сказал, что, так как время позднее, он считает своим долгом меня проводить, хотя и видит, что мне этого явно не хочется. Перебрасываясь незначительными репликами, мы доехали до Спиридоновки.

Прощаясь, Александр Яковлевич весело сказал:

– Говорят, Станиславский считал, что у вас своевольный, упрямый характер. Я этого не нахожу. Вы всё же позволили мне проводить себя, хотя вам этого ужасно не хотелось. Правда?

Оба скоро узнали ответ на этот вопрос. Часть лета 1914 года они провели в Париже. Из столицы Франции Таиров выезжал в другие города. Начавшаяся война разлучила их. Алиса Георгиевна вернулась в Москву только поздней осенью, немало испытав и передумав. Но вот и театр, ставший уже родным. Таиров ждал у входа в святилище.