Она обняла деда, почувствовала прикосновение его колючей щетины, обратила внимание, что чем дальше, тем больше обвисает его кожа.
– Как дела? Гулял? Тебя хорошо кормят?
Джо замахал руками.
– Нет! – воскликнул он. – Это все не то, не то!
Он подался вперед, наклонившись к Иззи. От усилия его дыхание стало хриплым.
– Иззи, милая, в последнее время я постоянно что-то путаю.
– Ничего страшного, дедушка. – Иззи крепко сжала его руку в своей. – Все ошибаются.
– Да, но у меня другое… – произнес он, потерял ход своей мысли и уставился в окно, но потом будто очнулся. – Я… Иззи, я тут подумал… бывает, мне кажется, будто что-то случилось на самом деле, а потом оказывается, что мне все приснилось…
– Дедушка, говори, не стесняйся.
– Моя маленькая Иззи правда открыла пекарню?
Слово «пекарня» Джо произнес благоговейным тоном, будто Иззи нашла Эльдорадо.
– Да, дедушка! Ты там был, помнишь? Ты приходил ко мне на праздник в честь открытия.
Джо покачал головой.
– Медсестры каждое утро читают мне письма вслух, а у меня все из головы вылетает, – удрученно произнес он.
– Теперь у меня есть своя пекарня, – еще раз подтвердила Иззи. – Вернее, кондитерская. Капкейки, пирожные и все в таком духе. Хлеб я не пеку.
– Печь хлеб – тоже дело почетное, – заметил Джо.
– Знаю-знаю. Но у меня скорее кафе.
Иззи заметила, что деду на глаза навернулись слезы. Нет, так не годится. Еще не хватало, чтобы он расчувствовался.
– Моя малышка Иззи – пекарь!
– Самой не верится. Но ты ведь научил меня всему, что я знаю.
Старик крепко сжал ее руку в своей:
– Ну и как идут дела? Хорошо? На жизнь хватает?
– Хм… – протянула Иззи. – Пока рано судить. Но, откровенно говоря, работа непростая.
– Ну конечно, Иззи, ты же теперь деловая женщина. Все на твоих плечах… У тебя есть дети?
– Пока нет, дедушка, – с легкой грустью ответила Иззи.
– Ну что ж, значит, тебе нужно обеспечивать только себя. Уже легче.
Иззи снова промычала в ответ что-то неопределенное.
– И все же посетителей завлекать надо, – произнесла она.
– Это дело нехитрое, – ответил Джо. – Почуют аромат выпечки и сразу соберутся.
– В том-то и проблема, – задумчиво проговорила Иззи. – Запахи нашей кондитерской до них не доходят. Мы ведь находимся в переулке, в стороне от главных улиц.
– Да, незадача, – согласился Джо. – А ты выйди на улицу сама. Ты предлагала свой товар людям? Показывала, на что способна?
– Нет, – ответила Иззи. – Я очень занята на кухне. Да и вообще, это как-то… жалко. Бродить по улицам и чуть ли не насильно втюхивать прохожим капкейки? Если бы мне вот так предложили что-нибудь попробовать, отказалась бы.
Джо обеспокоенно нахмурился.
– Неужели ты совсем ничему у меня не научилась? – сокрушенно произнес он. – Мало печь кремовые рожки и французские пирожные.
– Но если испечь побольше…
– Я начинал в Манчестере в тысяча девятьсот тридцать восьмом году. Перед самой войной. Люди все на нервах, ни у кого нет денег на десерты.
Иззи слышала эту историю раньше, но с удовольствием готова была послушать ее еще раз. Она откинулась на спинку кресла и постаралась представить, что она маленькая девочка и дед укладывает ее в кроватку. Но теперь они поменялись ролями.
– Мой отец погиб на Первой мировой войне, а в пекарнях тогда условия были суровые. Только черный хлеб, мышиный помет и еще бог знает что. Но людей тогда волновало одно: как бы на фартинг купить всего, что надо, и накормить детей. Людям было не до изысков. Нет, в нашей стране изысканные пирожные продавать было некому. Но я начинал молодым и отчаянно жаждал успеха. Я вставал в четыре часа утра, подметал полы, просеивал муку, месил тесто. Ох, как я месил! Бицепсы у меня стали, как у боксера. Правда-правда, я не шучу, Изабель. Люди даже внимание обращали. Особенно женщины.
Похоже, Джо начало клонить в сон. Иззи подалась вперед.
– Конечно, было у моей профессии одно преимущество. Да, вскакивать приходилось ни свет ни заря, а таскать здоровенные мешки с мукой – та еще работенка. Зато когда наступали морозы… настоящие, лютые… – Джо огляделся по сторонам. – А здесь никогда холодно не бывает. Чуть что, сразу заматывают тебя во всякие шарфы и халаты. Кажется, будто вот-вот поджаришься, точно сосиска. Но когда приходишь в пекарню морозным утром, в печах горит огонь. Его никогда не тушат. Работа кипит всю ночь, чтобы свежий хлеб не переводился. Да, вот так. Просыпаешься – я тогда жил у мамы, твоей прабабушки Мейбел, – а в доме холодище, как на улице! Лед на одеялах, лед на окнах. Зимой ничего не сохло. Мы даже не раздевались. Я сразу разводил огонь, но руки дрожали так, что никак не получалось зажечь растопку. Да, суровые тогда были зимы. Но только зайдешь в пекарню – и сразу окунаешься в тепло! Греется все: влажная одежда, отсыревшая шерсть, твои потрескавшиеся руки. Видела бы ты лица детей, когда они к нам заходили! Еще бы, ведь у нас было тепло, да и пахло приятно. В те времена встречались по-настоящему нищие люди, Иззи. Это сейчас жалуются на безденежье, а у самих дома телевизор с плоским экраном.
Иззи не стала комментировать этот выпад, лишь погладила деда по руке.