Встретив медведя, здоровайся первым

Да еще скулящие дети… и голодные… Это трагедия.

Папаша, смахнув слезу, от отчаянья выкрал Козу,

Чтоб она заменила им мать. На козлят ему было плевать,

Дела нет до чужой беды. Но теперь зверя мучает стыд –

Ведь спасая своих волчат, он едва не сгубил козлят.

Сердобольная мама-Коза хоть и выплакала все глаза,

Раскаявшегося Волка простила, а его деткам молока нацедила…

– Ну, раз так, – размышлял, пряча рацию, командир спецоперации, –

Нет обид и претензий к Волку – знать, и арест его не даст толку.

Отпускаем Серого на волю, но с условием: не делать так более,

Пусть детей своих сам питает, а козлят с Козой – оберегает…

– Взво-о-о-д, стро-й-ся! Смир-но! Выше взгляд!

Я рад, что мы спасли козлят.

Спасибо всем, вы – молодцы и очень храбрые бойцы.

Я не люблюхвалу и лесть, но долг мой – вам приказ прочесть:

За отвагу, ум и прыть предлагаю наградить:      

Лису – и в знак поощренья ей выдать три килограмма печенья;

Броненосца – вездеходом с электрическим приводом;

Крокодила – сапогами-скороходами глубоководными и всепогодными.

Муравьеду за службу – воз сушеных термитов (в наших краях это верх дефицита).

Продукт экзотический ешь, будь здоров и… не трогай трудяг-муравьёв!

Выдам вам тайну (и думаю, к месту): по Сурку-храбрецу скучает невеста.

Подписал ему я пропуск: «Отпустить героя в отпуск».

Пусть гуляет. Надеюсь, потом за свадебным все соберёмся столом…

Наш рассказ мог долго длиться, но пора остановиться

В сей торжественный момент. Вот и славно – хеппи-энд!

Зло, увы, как мир старо, но всё-таки верх одержало добро,

Скажем без ложной стыдливости:

Всё должно быть по справедливости!

Индюк-Милославский так выразительно прогундосил эти самобытные стихи, что некоторые звери чуть не упали в обморок от прилива разных чувств.

Светлые слёзы радости и сочувствия наворачиваются, когда вспоминаешь поэму Дикобраза.

Повременив, пока не стихнут заслуженные аплодисменты Индюку-Милославскому и Дикобразу, Волк продолжил знакомить медвежонка с другими зверями.

– В клетке, что справа от Дикобраза, сидит горный баран Архар, – с уважением произнёс имя барана Мишаткин «экскурсовод». – Посмотри, как он статен и благороден! А рога, рога то какие! Одно загляденье! Такие рога и носить нестыдно! К тому же единственный среди нас, кто занесён в Красную книгу как исчезающий вид. Но есть у барана одна слабость: уж очень он любит мудрёные советы давать. Но не задаром Архар советы даёт: глядишь, кто ему за это свежего сена через Ослика подкинет, а кто и поделится фруктами, которыми иногда угощают некоторых из нас сердобольные посетители. А ещё у Архара есть открытки с видами Тянь-Шаньских гор. Это его родина. Эти открытки ему подарил узкоглазый с бронзовым лицом азиат, одетый в полосатый халат и тюбетейку.

Услышав про открытки, Архар поднял голову.

– По горам скучаю, – проблеял он грустно.

– А ещё Архар – юридически образованный баран, – заметил Волк с уважением. – У себя на родине он обучал молодых баранов справедливым законам гор. Иногда он читает и нам свои лекции. Темы их, как правило, не блещут разнообразием: «Закон – что дышло14, куда повернёшь, туда и вышло», «Что мне законы, коли судьи знакомы». Но самая известная его лекция – «Лучше десять виновных простить, чем одного невиновного казнить». Поскольку сам я умных книжек не читаю, то вынужден поверить Архару на слово, будто сказала это не кто иная, как императрица российская Екатерина Вторая, причём много веков назад…

– Надо же, о чём болела голова у царей! – только и успел подумать Мишатка.