11 мая он развивает тот же мотив. Нужны теперь уже не речи, как думали прежде, чтобы в самой стране дискредитировать террор; нужно голосование Думы для ее же спасения. Он говорит: «Я хочу объяснить, что нет основания бояться и думать, что оно затянет Думу в какие-то прения. Я полагаю, что этот вопрос не требует никаких прений и может быть решен голосованием в две минуты. Если господа кадеты и польское коло думают, что скомпрометируют себя относительно левых своих товарищей, то они могут быть спокойными – эти левые товарищи в их революционность не поверят и презирают их так же, как презирают правых».
15 мая, в конце заседания, Дума доходит до вопроса о назначении для осуждения террора определенного дня. Если правда, что это было нужно для сохранения Думы, то в этот день Дума себя похоронила. Трудовики внесли предложение о применении к этому вопросу только что принятого Думой параграфа 97-го Наказа, т. е. о признании его не подлежащим рассмотрению Думы.
Наказ допускал только две речи за предложение и две против. Кадеты молчали. За говорил трудовик Недовидов от фракции и лично от себя нар. соц. Алашеев. Оба настаивали на практической бесполезности осуждения особенно со стороны такой Думы, которую правительство все время стремится унизить. Против предложения говорил от октябристов Капустин и от правых еп. Евлогий. Оба были искренни и тактичны.
«Капустин. Всей душой сочувствуя таким мероприятиям, как отмена смертной казни, как отмена всех тягостей военных положений, усиленных охран и т. д., я думаю, что пора иметь смелость не уклоняться, а вынести ту или другую резолюцию и решить отношение к политическим убийствам. Не сделав этого, это будет такое постановление, которое роняет Государственную думу в нравственном смысле, роняет в глазах большого количества русского населения.
Епископ Евлогий. Во имя нравственного достоинства Государственной думы, которая представляет собой лучших избранников народа, я взываю, чтобы как можно скорее было вынесено порицание этому политическому террору. Тогда страна вздохнет свободно и из груди всего нашего многострадального народа вырвется вздох облегчения и, повторяю, господа, Государственная дума от этого только упрочит и утвердит свой нравственный авторитет».
При голосовании «предварительный вопрос» был принят большинством 215 против 146. Соц. – демократы, с. – ры, н. – с-ты и правые голосовали против него, но, очевидно, не в полном составе. За него были трудовики, кадеты и многие беспартийные. Так Дума действительно уклонилась в этот день от поставленного два месяца назад вопроса об ее отношении к террору.
Вопрос формально был снят, но этим не кончился. К нему вернулись через два дня, 17 мая, при обсуждении запроса о рижских застенках, после ответа правительства (см. гл. XI). Спор шел тогда, главным образом, о фактической стороне, но в речах и в формулах перехода, которые отдельные фракции предложили, они касались не только беззаконных действий правительства, но и революционного террора. Так признанный не подлежащим рассмотрению вопрос вновь выплывал. Те правые ораторы, которые еще не потеряли надежды эту Думу спасти, со страстностью стали убеждать ее исправить ошибку и не уклоняться от осуждения террора.
В этом смысле, прежде всего, высказался Бобринский; чтобы облегчить кадетам голосование, он осуждал не только революционный, но и «правый» террор.
«Бобринский. Я никогда не согласился бы осудить террор односторонне. Прежде всего, сильнее всего я осудил бы так называемый террор справа. Мы осуждаем всякое насилие, откуда бы оно ни исходило. Сила принуждения, насилие, – это есть право исключительно государства, а не частных лиц или ассоциаций частных лиц. Государство обязано применять силу и насилие для того, чтобы обуздать тех, которые непослушны закону. Но частные лица, когда они берут на себя то, что предоставлено только правительству, они суть преступники. А посему я говорю, что, осуждая насилие слева, осуждая открыто и смело, я с омерзением отношусь к насилию справа…
И теперь, господа, забыв всякую рознь, забыв всякие разногласия, – конечно, все те, которые стоят за народное представительство в России… все вместе соединимся и вспомним Бога и нашу совесть, скажем пред лицом всей России: стой, насильники, довольно крови, пора идти России по пути прогресса, который ей указал ее Император».
О том же просил епископ Платон: «Выразим мы свое осуждение политическим убийствам и террору
«Председательствующий. Считаю нужным заметить, что то постановление Думы никоим образом не может быть понято как благословение террора».
По этому вопросу выступил и его первоначальный автор, поднявший его в 1-й Думе, М.С. Стахович, которого никто не мог заподозрить в несочувствии представительству, и 2-й Думе в частности: