Но на очередь стал более острый вопрос о товарищах секретаря. Более острым он был потому, что число их не определялось законом, а зависело от постановления Думы. При отвержении кандидата в товарищи председателя можно еще было ссылаться на предпочтительность другого, более подходящего кандидата. При товарищах секретаря такой довод уже не годился. От самой Думы зависело, чтобы удовлетворить справедливость, создать для представителя меньшинства лишнее место. В 1-й Думе было избрано 5 товарищей секретаря; опираясь на такой прецедент, «объединенная оппозиция» 2-й Думы определила выбирать то же число и распределила все 5 мест между собой. Можно было и их всех провести и создать шестое место для меньшинства. Мои переговоры о товарище председателя сделали меня посредником в дальнейших сношениях с правыми об этом вопросе. Я убедился, что они на избрании своего кандидата очень настаивали и возмущались, что в этом могло быть сомнение. Дело было не в одной справедливости. Только через своего представителя правые могли быть в курсе того, что происходило в президиуме. Стахович рассказывал мне, как в 1-й Думе тогдашняя «оппозиция» одна не получила заблаговременно текста декларации 13 мая (которую большинство заблаговременно знало) только оттого, что в президиуме она своего представителя не имела. Но тогда их было всего 11 человек; теперь у них около 100 голосов; прилично ли их рассматривать, как quantite negligeable?[41]
Если, говорил он, им не дадут в президиуме даже место шестого товарища секретаря, это будет означать, что их хотят поставить вне Думы. Тогда пусть кадеты на их голоса уже больше ни в чем не рассчитывают.Такие неосуществленные угрозы были вызваны раздражением. Но оно законно; и когда правые сообщили, что будут проводить в товарищи секретаря левого октябриста кн. А. Куракина, я стал среди кадетов эту кандидатуру поддерживать. В этом они со мной согласились. Но левые партии об этом не хотели и слышать. Так в этом вопросе впервые кадеты разошлись с «оппозицией».
Вопрос приобрел этим принципиальную важность, которая видна даже сквозь лаконизм стенограммы.
Когда дело дошло до избрания товарищей секретаря, я предложил без мотивов выборы «отложить на завтрашний день». Журналисты потом острили над тем, каково было мое первое «выступление в Думе». Но за ним скрывалось нечто серьезное. Не только журналисты, но и не все депутаты были в курсе вопроса. Справа не понимали, что это предложение было сделано в их интересах, что за ним стояли долгие закулисные переговоры; они стали настаивать, чтобы, по крайней мере, число товарищей, подлежащих избранию, было установлено тотчас же (Крупенский, Крушеван, Иващенко). Крушеван иронически говорил, что «нет смысла откладывать; выборы до сих пор показали, что они ведутся одной группой, и потому в соглашении никакой надобности нет». При голосовании выборы были отложены; в этом мы победили, но победа не привела ни к чему. Попытки убедить левые группы принять и выставить сообща шестого кандидата и от правого сектора, Куракина, – не удались. «Объединенная оппозиция» по-прежнему выставила только пять своих кандидатов, c.-д., с.-р., трудовиков, н.-с. и к.-д., и отвергла Куракина. Кадеты решили тогда отделить вопрос о Куракине от вопроса о числе товарищей секретаря. Я по их поручению опять на другой день предложил, не определяя числа этих товарищей, признать избранными всех, кто получит абсолютное большинство голосов. Это предложение, которое за Куракиным оставляло все-таки шанс, должно было обсуждаться публично; противникам его кандидатуры пришлось, наконец, публично открыть свои карты и изложить мотивы отказа. Они не постеснялись. Озоль (с.-д.) находил, что в Думе должно быть некоторое определенное большинство. Посторонних большинству «наблюдателей в секретариате не нужно». С.-д. Махмудов заявил: «Правые просят об увеличении числа в надежде провести своего. Обращаюсь к вам как к представителям народа, а не как к ставленникам Столыпина. Если мы с первых же дней укажем правым партиям и т. д.