1-я Дума была не права и в другом, в желании непременно иметь право запрашивать не только о незакономерности, но и о «нецелесообразности» действий правительства. Это вообще было желательно и в свое время пришло бы. Но во-первых, неуважение к законному праву людей было самым характерным свойством старого порядка, которое хотели воскресить в тоталитарных режимах с их «едиными партиями». С этим всего более надо было бороться. Во-вторых, обличать беззакония легче, чем простые ошибки. Беззаконие доказуемо более объективно, чем вопрос о «целесообразности». Дума же и с этим еще не умела справляться. Как школа новых отношений власти и общества, запрос, как он был в нашей конституции установлен, отвечал своему назначению.
Злоупотребление запросами в 1-й Думе до такой степени значение их подорвало, что сам Манифест о роспуске, перечисляя вины 1-й Думы, относительно запросов ограничился только туманным намеком, что она «уклонялась в не принадлежащую ей область расследования действий властей». Но пример 1-й Думы 2-ю кое-чему научил. Она пошла другой дорогой: свое законное право запросов старалась использовать полностью, но не выходя за пределы его. Она этим вернула запросам их смысл; но это ей не далось без борьбы.
В отличие от законодательства именно запросы открывали легкую возможность увлечься демагогией и стараться поднимать «революционные настроения» в населении. Это было большим соблазном для тех, кто от революционной идеологии не освободился; и две противоположные тенденции Думы сталкивались всего чаще именно на этой почве. Конституционное большинство в конце концов оказалось сильнее; это как будто признал сам Манифест, распустивший 2-ю Думу; при всей своей несправедливости за запросы он обвинял не всю Думу, а только ее «значительную часть», которая будто бы превращала «запросы в возбуждение к правительству недоверия в широких слоях населения». Этого ее стремления нельзя отрицать. Но большинство Думы старалось упорядочить и эту сторону ее деятельности и в этом успело.
Практика обеих Дум показала, в чем была главная слабость думских запросов. В 1-й Думе, прежде всего, в слишком большом их числе, т. е. в мелочности фактических поводов к ним, отчего Дума была ими затоплена, а на обсуждение их у нее времени не было. Далее, в приведении недостоверных, а иногда ложных фактических данных; в признании «незакономерности» там, где все происходило согласно закону; в злоупотреблении красноречием в том первоначальном периоде обсуждения, когда нет еще ответа правительства и потому отсутствует «altera pars»; наконец, в принятии Думой после ответа министра необоснованных и неубедительных тенденциозных постановлений. Как было с этим бороться? Конституция позволяла каждым 30 человекам свой запрос в Думу вносить и его в ней поддерживать. 2-я Дума должна была выдумывать меры, чтобы от наводнения запросами себя оградить. Это она и стала делать с первых же дней.
Во-первых, она сразу создала Комиссию по запросам, которая послужила фильтром, чтобы избавлять Думу от необдуманных и недостоверных запросов. Такая комиссия существовала и в 1-й Думе, но там обыкновенно к ней не прибегали. Большинство запросов принималось как «спешные», следовательно, без комиссионного обсуждения. Во 2-й Думе на все 30 с лишним запросов спешными были признаны только 6; остальные все были сданы в комиссию и в громадном большинстве оттуда не вышли. Для иллюстрации думского отношения к спешным запросам приведу первый по времени запрос о Сигове.
Он был предъявлен уже 9 марта как спешный. В нем говорилось, что Сигов и Ершов – депутаты Пермской губ., были «без повода» избиты полицией при отъезде из их родного города в Думу; к запросу были приложены медицинские свидетельства и протоколы свидетельских показаний. Только 16 марта началось его обсуждение. К.-д. Гессен предложил ранее его обсуждения учредить Комиссию по запросам. Сигов просил слова и следующим образом осветил «происшествие». Когда он выезжал в Петербург, на него набросились стражники и избили его. Все это будто бы было «подстроено» властью. Он подал жалобу прокурору, но для расследования приехал прокурор и жандармские офицеры; в результате чего не только Сигов и Ершов привлечены были к суду, но и целый ряд лиц подвергнуты были административным взысканиям. Свою речь Сигов закончил такой тирадой: «Русский народ облек нас своим доверием. Вот почему я настаиваю на удовлетворении; именем народа призываю министерство к ответу, именем народа я прошу Государственную думу назначить следственную комиссию для привлечения к суду всех лиц, причастных к преступному посягательству на нас, избранников, не исключая и главы министерства».