Вторая любовь

Венеция слегка наклонила голову вперед, чтобы ее серьезные глаза посмотрели на сенатора поверх темных очков. Она без слов предупреждала его, что если Хант обидит Дороти-Энн, то ему придется иметь дело с ней, Венецией Флуд.

Уинслоу отлично понял, что ему хотели сказать.

— Вам незачем волноваться, — заверил он женщину.

Венеция кивнула.

— Вы хороший парень, Чарли Браун. — Потом, повернув голову, она послала Дороти-Энн горящий взгляд через плечо. «Веселись!» — одними губами произнесла подруга.

И пошла прочь.

«Веселись! — сварливо повторила про себя Дороти-Энн. Она нахмурилась. — С какой радости тут веселиться, если тебя бросили в беде?»

Хант быстро преодолел расстояние между ними. Подойдя к столу, он остановился и посмотрел на сидящую молодую женщину.

У Дороти-Энн возникло странное ощущение — как будто все вокруг сжалось, остальной мир потерял значение. Словно они остались вдвоем на всей планете.

Она и Хант.

Хант Уинслоу.

Ее сердце бешено билось, сотрясая мощными ударами грудную клетку, словно разбушевавшееся землетрясение. Ей показалось, что она сейчас сломается под этими не утихающими ударами.

А как же Хант? Что чувствует он?

Неужели этот человек может не заметить, что ей вдруг стало не хватать воздуха, что она горит как в лихорадке, а предательский румянец, окрасивший ее лицо, так же ярок, как жидкость в термометре?

Как он может этого не заметить? Его близость вытворяет с ней такие штуки, черт побери! Он заставляет ее почувствовать то, к чему она совершенно не готова.

Дороти-Энн виновато вспомнила бальный зал в «Сан-Франциско Палас». Вернулась мыслями к тому времени, которое про себя называла Прежде.

И даже сейчас, спустя столько времени и после всего того, что случилось, она не забыла шутливые слова губернатора Рэндла. Дословно.

«Поосторожнее с Хантом, миссис Кентвелл… В нашем штате это главный сердцеед».

О, да, Дороти-Энн отлично помнила это. Не ушло из ее памяти и то, что оркестр играл «Я оставил свое сердце в Сан-Франциско». И под эту музыку они с Хантом танцевали щека к щеке, а тело Фредди, хотя она этого и не знала, лежало среди обломков самолета на заметенном бураном склоне горы в Колорадо.

От этой картины у нее по спине пробежал холодок.

«Я же не знала! Если бы я знала, я бы ни за что не стала флиртовать с Хантом. — Ей так хотелось избавиться от чувства вины. — Господи, неужели это навсегда останется со мной? И я этого заслуживаю?» У нее не было ответа на этот вопрос.

— Дороти-Энн, — негромко приветствовал ее Хант.

— Хант, — прошептала она в ответ, ощущая себя в проигрыше от того, что сидит.

— Вы не возражаете, если я к вам присоединюсь? — спросил Уинслоу, слегка поклонившись.

Дороти-Энн вздохнула про себя. Если бы только она могла отказать.

— Прошу вас, — вежливо пригласила она, жестом указав на стул, с которого только что поднялась Венеция, от души желая, чтобы у нее были плохие манеры и кроме всего прочего волшебная сила, способная унести сенатора прочь.

К несчастью, у нее не было ни того, ни другого.

Она уставилась на свой чай со льдом. Когда Дороти-Энн снова подняла голову, Уинслоу уже сидел напротив нее, а в его теплой улыбке проглядывала тень боли. Ему тоже немного не по себе, разве нет? Она вспомнила о жене Ханта и о сцене, которую та устроила.

«Хорошая же мы парочка! — подумала она. — Он связан с алкоголичкой, а я с призраком». Понимает ли он, насколько неотразима эта трагическая нотка, как она обезоруживает? Из-за этого ей так захотелось протянуть руку и…

Нет. Она не должна так думать. Она ни за что не должна так думать.

— Я как раз собиралась заказать ленч, — произнесла Дороти-Энн вслух, стараясь за хорошими манерами скрыть неприятное чувство дискомфорта. — Вы что предпочитаете? Рыбу, кролика в глине или что-нибудь по-настоящему горячее и со специями?

39

Позднее.

После закуски — им подали креветки, жаренные на рашпере, — когда не в меру суетившийся официант принес основное блюдо, Дороти-Энн сказала Ханту:

— У каждого человека есть свое «я», и, Господь свидетель, я не исключение.

Она возила вилкой по тарелке приправленное специями huachinango a la Veracruzana. Другие аппетиты, не имеющие никакого отношения к еде, отправили процесс поглощения пищи на задворки ее приоритетов.

— И тем не менее, — продолжала молодая женщина, — я не склонна льстить себе, предполагая, что вы здесь из-за меня. Я не настолько эгоцентрична. Итак, с этим все ясно, Хант Уинслоу. Так почему же вы здесь?

Хант попробовал свое quesillo, исключительно оаксаканское блюдо, состоящее из свирепого местного чили, приправленного тягучим сыром.

— Очень хо… — начал было он, но тут чили сделало свое дело.

Глаза сенатора вылезли из орбит.