Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

Оставшийся в одиночестве «Густлофф» вскоре покинул Данцигский залив и вышел из узкого фарватера в открытое море. Практика военных лет требовала немедленно развить там максимальный ход при постоянном выполнении противолодочного зигзага, но «Густлоффу» ни то, ни другое доступно не было. Зигзаг потребовал бы значительного увеличения расхода топлива, которого было на лайнере в обрез, а «старые раны» обросшего корпуса исключали даже 15-узловый ход, не говоря уж о форсированном. Поэтому никем не охраняемый лайнер продолжал идти прежним 12-узловым ходом без выполнения каких бы то ни было противолодочных манёвров, представляя идеальную двухсотметровую мишень для любого, даже бездарного подводника.

Жизнь экипажа шла своим чередом. На мостике штурманскую вахту принял капитан-дублёр Хейнц Веллер, 35-летний потомственный моряк, чей перевозивший войска семитысячник «Мими Хоорн» был месяц назад потоплен советскими бомбардировщиками под Пиллау. Хейнца Шёна сменить было некому, и он до самого ужина продолжал принимать доклады от курсантов, стюардесс и санитаров, уточнявших количество людей, разместившихся на всех восьми палубах «Густлоффа». Позднее эти сведения оказались рассеянными по разным архивам, в том числе и личным, поэтому подвести окончательный итог удалось лишь к концу 1990-х, когда завершился анализ объединённых архивов ФРГ и ГДР. Согласно этим данным, вечером 30 января на лайнере находилось: 8 956 беженцев, эвакуируемых гражданских лиц и медиков, 918 курсантов 2-го учебного дивизиона, 373 девушки из состава вспомогательного морского корпуса, 173 члена экипажа, 162 тяжелораненых. Всего: 10 582 человека.

Это означало, что в случае катастрофы спасательными плавсредствами будет обеспечен лишь каждый второй пассажир. Но с момента отхода на лайнере предпочитали заботиться только о реально разрешимых проблемах элементарной гигиены и питания обитателей «Густлоффа», число которых впятеро превышало норму. Вездесущие курсанты и «русалки» бегом разносили по палубам таблетки от качки, подогретое молоко для бесчисленных малышей и пачки бумажных салфеток, находивших среди беженцев самое разнообразное применение. Лишь к половине девятого на судне установилось относительное спокойствие, и девушки, наскоро подкрепившись эрзац-чаем с бутербродами, гурьбой направились в недра судна к своему «спальному бассейну». Уже минут через двадцать в огромном помещении бассейна, слабо освещённом четырьмя плафонами, воцарилась тишина – смертельно уставшим за день «русалкам» было не до обычных вечерних перешёптываний и смешков.

Примерно в это же время стюард Макс Боннет откупорил в капитанской каюте бутылку итальянского бренди. Петерсен, Риз и Цан сдвинули рюмки с золотистой жидкостью. «За удачный рейс!» – негромко сказал капитан.

Палубой выше профессор Рихтер, завершив вечерний обход своих пациенток, шутливо укорил беженку из Пиллау: «Я вижу, милая, вы твёрдо решили не дать мне поспать! Не позже, чем через час меня опять позовут к вам. Но, думаю, мы быстро управимся, и когда на земле станет одним замечательным пареньком больше, я ещё успею наверстать упущенное. Только не вздумайте родить девчонку – с ними столько хлопот, уж я-то знаю!»

Катастрофа

Выйдя на правое крыло мостика, капитан-наставник Хейнц Веллер поёжился от холода и с удовлетворением отметил, что в небе по-прежнему не видно ни одной звезды, а снег продолжает падать. Атак советских бомбардировщиков можно было не опасаться. Предупреждений о подлодках тоже не поступало – и хотя на «Густлоффе» допускали, что отсутствие оперативных сводок объясняется сильнейшими помехами в эфире, но в любом случае дополнительные запросы с лайнера исключались из-за приказа о соблюдении полного радиомолчания. Перед тем как вернуться в тепло мостика, Веллер посветил фонариком на термометр, укрытый от снега цинковой воронкой. Ртутный столбик застыл на минус шестнадцати.

Тщательно закрыв за собой дверь, капитан-наставник потёр озябшие руки и наклонился к судовому журналу, чтобы внести туда сведения о видимости и температуре, но успел записать только время – «21.08»: в следующую секунду сильнейший толчок чуть не сбил его с ног. «Мина?» – подумал он, однако ещё два почти одновременно сотрясших корпус лайнера мощных взрыва убедили его в том, что его предположение неверно: «Густлофф» торпедирован. Резко оборвавшаяся вибрация палубы и погасшие за стёклами рубки ходовые огни красноречиво свидетельствовали о серьёзности нанесённых судну ран. Взрыв первой торпеды разорвал левый борт лайнера ниже ватерлинии у кормы. Вторая взорвалась точно под бассейном. Из спавших там «русалок» не спасся никто, кроме трёх девушек, лежавших ближе к трапу. Третий взрыв произошёл в машинном отделении, практически мгновенно затопленном водой вместе со всеми находившимися там.