Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

Лишившись половины своего левого борта, теплоход быстро «ложился» на воду. Творившиеся в недрах «Густлоффа» дантовские сцены заставили поседеть почти каждого, сумевшего вырваться наружу. Из кают, уходящих под воду с заклиненными взрывом дверями, иногда доносились хлопки пистолетных выстрелов – это кончали жизнь те немногие, кто имел оружие: военные медики, офицеры-инвалиды, старшины курсантов. Вот отрывок из свидетельства Ингеборг Ротенбергер: «Ребёнок выпал из руки повисшей на скобе трапа женщины, и почти сразу был затоптан обезумевшей толпой внизу. Если бы я наклонилась к нему, меня тоже сразу затоптали бы вместе с ним. Вокруг меня все рвались к трапу. Я споткнулась о невидимое кричащее тельце и едва удержалась на ногах. Толпа понесла меня дальше. Это было ужасно».

В воде плавали сотни соскользнувших с палубы людей, старавшихся достичь шлюпок, плотов или обломков. Это удавалось лишь обладателям пробковых нагрудников – остальных быстро увлекала на дно намокшая тяжёлая зимняя одежда. Пытавшиеся освободиться от неё тут же погибали в ледяной воде от холода. Родители отдавали свои нагрудники детям, а сами почти сразу исчезали в пучине. Плоты не защищали пассажиров от пронизывающего ветра и водяных брызг, – промокшие люди быстро превращались в неподвижные ледяные статуи. Очевидцы вспоминают собаку-поводыря, из последних сил тянувшую к борту шлюпки уже мёртвого слепого хозяина.

Из завещания Мильды Бендрих, которое её дочь прочла (в 1980-х) в Австралии: «Моя родная Инге, тебе было всего два года, когда мы с тобой и с моими родителями очутились в январе 1945-го на “Густлоффе”. Самого взрыва я в полудрёме не услышала, помню только, как толпа несла меня по коридору, а я молила Бога о том, чтобы он не дал мне выпустить тебя из рук, и какая-то женщина с двумя плачущими детьми позади меня твердила: “Держитесь, милая, пожалуйста, держитесь, пожалуйста, не упадите!” Наверху я ползла с тобой по заснеженной наклонной палубе к спускаемой шлюпке, но как пальцы моей свободной руки ни вцеплялись в лёд, каждый метр вверх оборачивался для нас двумя метрами вниз. В ужасный момент, когда мои силы уже были совершенно на исходе, офицер, руководивший спуском шлюпки, заметил нас в свете кем-то выстреленной ракеты и вместе с двумя моряками с трудом втянул нас к другим в шлюпку. Я помню, что всё это время ты не издала ни звука, только смотрела на меня широко открытыми глазками, словно понимала всю мою муку и отчаяние и хотела мне помочь. Нам с тобой посчастливилось спастись в этой шлюпке, но моих дорогих родителей я более никогда не видела…»

Судьба замерзающих на плотах и в шлюпках людей зависела только от быстроты подхода спасателей. Начиная с момента взрыва, радисты лайнера не покидали своей рубки, лихорадочно пытаясь оживить обесточенный передатчик. Но перейти на аварийные аккумуляторы не удалось – после долгого хранения на складах они «садились», едва начав работать. Тогда все аккумуляторы подключили к «последней соломинке» – маломощной УКВ станции, рассчитанной на ближнее действие. И она не подвела. Еле слышный сигнал бедствия с лайнера был принят на тральщике «М-341», который сопровождал пароход «Гёттинген», шедший восточнее с четырьмя тысячами беженцев из Кёнигсберга, а также на вооружённом рыбачьем траулере «В-1703», который сразу отрепетовал SOS через свой передатчик. К месту катастрофы направились все суда и корабли, находившиеся поблизости. Уже через четверть часа после взрыва на помощь пассажирам «Густлоффа» с разных румбов шли сквозь шторм «Гёттинген» и «М-341», «Лёве» и «ТФ-19», траулер «В-1703» и беженский пароход «Готланд», наконец, тяжёлый крейсер «Адмирал Хиппер» (тоже битком набитый беженцами) под эскортом миноносца «Т-36», сторожевика «ТС-2» и тральщика «М-375».

Когда последние спасатели подоспели к месту катастрофы, сорок пять минут агонии лайнера уже истекли, и его изуродованный корпус двинулся в последний путь на дно Балтики. Зачем-то всё ещё находившаяся поблизости советская подлодка была обнаружена, атакована глубинными бомбами и отогнана. В более тёплых водах разрывы глубинных бомб обрекли бы на смерть всякого, кто находился в воде, но бесчисленные детские головки, подобно тёмным поплавкам пассивно покачивавшиеся на волнах среди шлюпок и плотов, подтверждали, что никакие бомбы им давно уже не страшны.