Обмороженных, потерявших сознание поднимали в сетках или на руках. Из эвакуируемых на «Густлоффе» раненых, инвалидов уцелели считанные единицы. Среди 9 343 погибших треть составили дети, хотя спасательные нагрудники взрослые отдавали в первую очередь им. Всего же за ночь с 30-го на 31 января судам и кораблям удалось спасти 1 239 человек, но дожить до рассвета было суждено не всем. Уцелевших ждали ампутации, психиатрические клиники, утрата всякого интереса к жизни после осознания невосполнимости понесённых потерь, что уже в начале февраля привело к волне самоубийств среди спасённых. Подвижнический напряжённый труд по возвращению пассажирам «Густлоффа» воли к жизни определил весь последующий путь 20-летнего судового фельдшера Гюнтера Хильдебрандта, в будущем – профессора с мировым именем, ректора Марбургского университета, крупнейшего специалиста в области реабилитационной терапии.
Почти до самого утра оставался в районе катастрофы вооружённый траулер «В-1703». Из-за малой скорости он подоспел на место гибели лайнера лишь «к шапочному разбору», когда все, кто имел шанс уцелеть, уже были подняты из воды. Но капитан-лейтенант Гельмут Ханефельд упрямо отказывался уходить в порт, то сжимая, то разжимая спираль поиска, – и около пяти утра его настойчивость была вознаграждена: боцманмат Вернер Финк услышал доносившийся из предрассветной мглы непонятный прерывистый писк. Траулер мгновенно развернулся, и через несколько минут руки моряков уже втаскивали с плясавшего на волнах пустого прогулочного ялика принайтовленный к нему объёмистый куль. Внутри куля, в многослойном коконе из женского пальто, шерстяной шали, пары одеял и пробкового нагрудника, оказался плачущий, но совершенно сухой полуторагодовалый мальчик – последний спасённый с лайнера. Маленький пароходик, дымя высокой трубой, поспешил со своим уснувшим пассажиром в Готенхафен. Отыскать родителей малыша властям не удалось, и счастливый Финк сообщил своей бездетной жене, что провидение послало им сына.
Реакция нацистской верхушки на гибель тысяч беженцев оказалась более чем сдержанной. Официальный отчёт о беседе Гитлера с Деницем 31 января свидетельствует, что «в связи с потоплением “Вильгельма Густлоффа” главнокомандующий ВМС заявляет, что с самого начала было ясно, что при столь активных перевозках должны быть потери. Русские подлодки действуют на Балтике без помех только потому, что им не оказывают противодействия германские самолёты и отсутствуют радиолокационные системы. Фюрер приказывает, чтобы суда, эвакуирующие беженцев, при обратном переходе на Восток брали бы продовольствие для беженцев». Только и всего!
Гибель «Густлоффа» лишила жизни множество людей, но одного человека она спасла. Этим человеком был капитан III ранга Александр Маринеско. В январе 1945 года командующий Балтфлотом принял решение предать командира С-13 военному трибуналу за самовольное оставление корабля в боевой обстановке. Исполнение решения отложили с условием искупления вины в боевом походе. Следует отметить, что предшествовавший «атаке века» загул Маринеско в финском Турку не был в его флотской карьере чем-то выдающимся. Ещё в первые месяцы войны (в октябре 1941-го) его, после ряда дисциплинарных взысканий, исключили из кандидатов в члены партии с формулировкой: «За систематическую пьянку, за развал дисциплины, за отсутствие воспитательной работы среди личного состава, за неискренние признания своих ошибок». Даже в трагический для голодного Ленинграда 1942 год мы снова читаем в боевой характеристике Маринеско: «В походах личная дисциплина хорошая, на берегу склонен к частым выпивкам». Всё то же констатирует раздел его аттестации «Заключение старших начальников» и в 1944 году: «Необходимо указать на продолжающиеся случаи аморальных явлений, несмотря на указания в прошлой аттестации. Командир бригады подлодок контр-адмирал Верховский».
Нетрудно представить, чем завершился бы трибунал для офицера с такой репутацией, вернись он из «испытательного» похода с пустыми руками – командиров расстреливали и за куда меньшие преступления, нежели оставление подлодки ради пьянки в компании иностранной шлюхи.