Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

Зато все совместные действия Великобритании и США уже тогда содержали такой обращённый к Гитлеру и не оставлявший места для манёвра подтекст: мы тебя удавим, рано или поздно. США не оставили сомнений относительно своих планов, приняв (впервые в истории) закон о воинской повинности и доведя военные расходы до 62 % бюджета. Американские войска высаживаются в Гренландии и Исландии, строят там аэродромы. 27 мая 1941 года Рузвельт вводит в стране «неограниченное» чрезвычайное положение. Не объявляя войны, он делает рассчитанно-оскорбительные жесты: конфискует немецкие и итальянские суда в портах США, замораживает авуары стран «Оси» в американских банках, односторонне расширяет «зону безопасности» США в Атлантике до 25 градуса западной долготы, почти до Африки. И всё это – ещё до 22 июня 1941 года.

Сегодня мало кто осознаёт, насколько плохим было положение Германии к этой дате, но Сталин не мог не видеть это. Вот откуда его спокойствие. Он должен был исходить из убеждения, что Гитлер кто угодно, но не самоубийца и не безумец. Что бы ни писал Сталину Черчилль (верить которому, повторюсь, у Сталина особых причин не было, а не верить – были), стоило большевицкому вождю перевести взгляд на карту, как убеждение: «Гитлер блефует!» должно было возвращаться к нему с новой силой. И в самом деле, кто, имея уязвимые тылы, дрянных союзников, полный набор самых суровых проблем, посмеет напасть на противника, чьё стратегическое положение подобно скале, а вооружение превосходно? Но именно тут и мог крыться роковой сталинский просчёт.

Все страны борются с чужеземными разведками, но при этом хотят, чтобы вероятный враг не сомневался в их мощи. Ставя себя на место Сталина, понимаешь, что он был заинтересован в июне 1941 года в двух малосовместимых вещах: чтобы Гитлер ясно представлял силу Красной Армии и количество накопленного ею оружия, но совсем не представлял, что замышляет его кремлёвский друг. То есть идеально, если разведка у Германии хорошая, но не слишком.

На деле же, по оценке ряда историков, стратегическая разведка у Гитлера в СССР была никудышная. Как видно, предвоенная шпиономания в СССР, выкашивая двадцать невинных, захватывала и одного шпиона. Уровень немецкой разведки сквозит в таком анекдотическом пассаже из «Мемуаров» шефа нацистской политической разведки В. Шелленберга: «Канарис утверждал, что у него есть безупречные документы, согласно которым Москва связана с Уралом всего лишь одной одноколейной железной дорогой»¹¹. Едва ли Сталин мог предположить, что потенциал СССР оценивается немцами столь низко.

Но и тут не всё так просто. Помимо хрестоматийных шпионов, поставляющих сведения прямо из вражеских штабов, всегда действует армейская разведка, и когда в мае 1941-го будущие противники максимально сблизились, каждый не мог не раскусить, чем занят его партнёр. Патрулировавшие вдоль границы (а часто и нарушавшие её) самолёты-разведчики забирались на высоту до восьми километров. В ясную погоду с этой высоты можно снимать объекты на сорок километров вглубь чужой территории. Ясно, что немецкие разведчики докладывали своему командованию как о строительстве аэродромов и сосредоточении пехоты, конницы и бронетехники Красной Армии у самой границы, так и об имитации возведения оборонительных сооружений. В советском Генштабе в Москве должны были понимать, что и снимают, и докладывают.

Но там же могли логично говорить себе – эту логику реконструировал современный исследователь: Сталин «видел, что с такими мизерными силами, что были у Гитлера, говорить о нападении смешно (3,5 тысяч устаревших, ни на что не годных танков против по крайней мере 15 тысяч танков, в среднем гораздо лучших)»¹² и поэтому полагал, что может себе позволить сильно не беспокоиться.

При этом Сталин должен был допускать, что противной стороне могли стать известны его военные планы. Никто в мире не вправе считать себя полностью застрахованным от утечек информации. Он не только получал гитлеровские письма, но и отвечал на них. Когда они будут рассекречены, мы узнаем, как он объяснял своему коллеге стягивание Красной Армии к западной границе. Видимо, объяснял не менее убедительно, чем Гитлер ему (помните: величайший в истории дезинформационный манёвр, отдых войск вне досягаемости английских бомбардировщиков?). Делая обратный – от известного – расчёт действий советского военного руководства, трудно не прийти к такому выводу: оно рассчитывало, что Гитлер, скорее всего, не понял плана «Гроза», а если понял, то из-за неравенства сил не решится на упреждающий удар, а предпримет некую срочную дипломатическую инициативу