Вторая поправка. Культ оружия в США

Иными словами, если пропаганда говорит, что большинство поддерживает правительство, то ответом вроде бы радикальной оппозиции становятся сетования на то, что огромные массы людей так оболванены, что и вправду поддерживают правительство. При этом сомневаться в утверждениях пропаганды для них будет нормально, однако же по итогу сомнений они всё равно хоть в чем-то с пропагандой согласятся. И притом это что-то как назло будет самым главным.

Вместо того, чтобы целиком и полностью, от начала и до конца отрицать господствующий нарратив, просто не мыслить его категориями — активистки подчас предпочитают мыслить в рамках этого нарратива, при этом честно с ним споря на его же языке.

Конечно, само устройство пропаганды приводит к тому, что эти споры никуда не ведут.

Это приводит к закономерным последствиям: так, феминистская публицистика в нашей стране не просто очень агрессивная. Она — ответно-агрессивная.

На самом деле этот очень бросается в глаза: при чтении феминистских текстов часто ощущается эта их интересная особенность. Многие из них выглядят как ответ на критику даже если никакой критики и полемики перед этим не было, некоторые же написаны так, будто представляют собой ответ на будущую критику, ещё не поступившую, но которая, как кажется авторке, обязательно поступит. Именно потому в текстах часто проявляется пассивная агрессия вместе с желанием заранее ответить на возможные претензии возможных хейтеров.

Во многом этим же объясняется и крайняя обидчивость многих людей в этой среде, острые реакции даже на сделанные даже в самой доброжелательной форме замечания: их сознание везде ждёт подвоха, постоянно готовится к конфликту.

Разумеется, за этим во многом стоят ещё и личные моменты, случаи пережитого насилия и опыт угнетения, но не это имеет определяющее значение.

Когда человек убеждён, что люди вокруг в целом добры и правильны, а все их преступления и дурные поступки порождаются нищетой и невежеством, то акты насилия со стороны конкретных людей воспринимаются как омерзительные исключения из общих правил, которые могут быть устранены посредством более или менее глубоких преобразований. Угнетение и неравенство в таких условиях представляется результатом неправильного общественного устройства, но не плохой человеческой природы.

Но если человек убеждён в том, что люди вокруг него по определению злобные, алчные и похотливые создания, которых не исправляет ни образование, ни нормальная жизнь, — то насилие и притеснение превращаются для него в неисправимое зло, к которому можно лишь подготовиться, но которого нельзя избежать.

В конце концов отказ от собственного социального проектирования, нежелание формировать собственный нарратив, зависимость от государственной пропаганды — приводят к тому, что феминизм (особенно радикальный) начинает приобретать черты «идеологии ресентимента» (хотя мы и не вполне приемлем этот термин).

Важную деструктивную составляющую вносит также современная психотерапия, в последнее время ставшая очень модной. Поскольку обрадуются за помощью такого рода в основном девушки и молодые женщины из крупных городов, имеющие притом травмированную психику, — аудитории любителей психотерапии и феминисток очевидным образом пересекаются.

Современное увлечение психотерапией в известной степени наследует увлечению людей «популярной психологией» в 2000-е годы. Есть в нём и некоторая доля разочарования в той самой популярной психологии с её советами в духе «будь позитивным».

В любом случае современная психотерапия имеет явный неолиберальной характер. В основе её лежит отрицание таких понятий, как личная честь, общественный долг или коллективные интересы. Любые ссылки на них, равно как и любые альтруистически порывы, — в современной психотерапии стигматизированы, отнесены едва ли не к болезни. Увлечение политикой, наличие жёстких политических взглядов, следование определённой идеологии — также воспринимается ею как болезненный симптом.

В конце концов следование господствующим нарративам насилия, цинизма, империализма, индивидуализма, аномии, аполитичности и личного успеха — привели к почти состоявшейся трагедии в Красноярске.

30 марта 2022 года 19-летняя Полина Дворкина застрелила собственного отца, а затем пришла с ружьем в детский садик для того, чтобы устроить там масшутинг. При этом по её словам она планировала убивать только маленьких мальчиков.

Феминистские паблики почти никак не отреагировали на это событие: большая часть из них и вовсе об этом умолчала. В феминистских чатах, однако, многие её поддерживали.

Что это было?

Ведь в данной истории воплотились, материализовались худшие представления мизогинной маносферы о радикальных феминистках.

К сожалению, именно так это и работает: когда кто-то слишком долго расчеловечивание своих оппонентов, называет их «орками», «свинособаками» и прочее — рано или поздно такие случат происходят.

Орки — самосбывающееся пророчество.