Вторая попытка

– Не суетитесь, Брамфатуров, у вас еще будет возможность поделиться с нами вашими поразительными знаниями. А пока поговорим о вашем поведении за прошедший месяц… Итак, Ерем Никополян, может быть ты хотя бы нам объяснишь, из-за чего все-таки у тебя возникла неделю назад драка с десятиклассником Микаэлом Габриеляном? Давай, не стесняйся, здесь все на твоей стороне…

Ерем густо покраснел, встал, сел, спал с лица, сжал губы и упрямо уставился в пространство.

– Да ладно, говори уж, Ерем, не жмись. Женщин тут нет, – подбодрил приятеля Брамфатуров.

– Женщин? – не произнеся этого слова вслух, едва заметно для постороннего глаза мигом оживились гэбисты.

Ерем пошел краснеть, вставать, спадать с лица и вновь усаживаться по второму кругу. С тем же результатом на выходе – насупленным молчанием.

– Разрешите мне объяснить? – спросил Брамфатуров и, не дожидаясь разрешения, в котором явно не нуждался, пустился в объяснения:

– Конфликт между Еремом и этим Микаэлем произошел из-за эстетических разногласий. Ерем считал и, думаю, продолжает придерживаться этой точки зрения, что сигарета во рту не только не мешает опорожнению мочевого пузыря прямиком в унитаз, но еще и придает справляющему малую нужду индивидууму определенного мужского шарма. Тогда как означенный Микаэл придерживался прямо противоположной точки зрения, полагая, что нельзя смешивать два этих ремесла… пардон, процесса – табакокурение с мочеиспусканием. В результате полной исчерпанности изустной аргументации, участники диспута обратились к старинному, проверенному еще древними римлянами способу, именуемому ad baculinum. При этом каждому диспутанту оказал посильную поддержку его родной класс. Отсюда – массовая драка, которая по сути своей бы ничем иным, как массовой эстетической дискуссией.

– И чья точка зрения победила?

– Разумеется, Ерема. Он с честью отстоял свое право справлять малую нужду с сигаретой в зубах. Даже не с одной, если ему захочется…

– А ты в драке вроде как не участвовал? Почему? Считал, что Ерем неправ?

– Боже упаси! По мне, так писайте хоть с сигарой в заднице, лишь бы не бросали ее потом в унитаз. Воняет, знаете ли. Я сигару имею в виду… А не участвовал я в драке из этических соображений, поскольку к тому времени уже знал, что вскоре эти десятиклассники станут моими одноклассниками. Лезть в их монастырь со своим туалетным уставом я посчитал моветоном. Поэтому просто разнимал диспутантов…

– Всё так и было, Ерем?

– Только Брамфатуров забыл сказать, что меня из-за этой драки чуть из школы не выгнали…

– Ясно, почему он забыл об этом сказать. Иначе Брамфатурову пришлось бы упомянуть и о митингах протеста, в организации которых он принимал самое деятельное участие. С какими плакатами полшколы ходило к директорскому кабинету тебя защищать?

– Не помню…

– Зато мы помним: «Прочь руки от Ерема Никополяна!», «Yerem for ever!», «Неразлучна пара эта – писсуар и сигарета!»…

– Главное, что они возымели действие – Ерема из школы не исключили, – скромно заметил Брамфатуров.

– Ну как же – они возымели! – разразились усмешками посвященных гэбисты. – Если бы не один звонок – сами понимаете откуда, то Никополян уже в ПТУ бы числился…

Ерем, услыхав про ПТУ, считавшееся в народе приютом для отъявленных тупиц, подскочил с дивана, как пружиной подброшенный.

– Ерем, фу! – успел отдать команду Брамфатуров и немедленно смягчить ее нелестное содержание английской фразой: – Keep silence, friend![304]

Неизвестно, всё ли понял Ерем, или только «фу» и «friend», но пыл свой унял: всего-то ногой топнул да собственным правым кулаком в собственную левую ладонь с размаху въехал. После чего сел, взглянул на бывшего одноклассника и быстро отвернулся к окну. С самым безучастным видом.

– Думаю, дальнейшее их совместное пребывание в этом помещении крайне нежелательно, – изрек приказным тоном офицер с уставной стрижкой. – Пора нам разойтись по кабинетам. Каждый со своим подопечными. Тебя, Ерем, попрошу остаться здесь, у меня…

– Товарищи чекисты, давайте не будем нарушать процессуальный кодекс, – призвал Брамфатуров, вставая вслед за остальными. – Согласно ему, вы обязаны нам представиться. Итак, с кем мы имеем честь знаться?

– Вот ведь колючка в лошадиной заднице! – не сдержал эмоций жгучий брюнет.

– Майор Анхамперян, попрошу без оскорблений. Не забывайте, это – подростки, почти дети… И потом, он прав, мы обязаны представиться. Я – полковник Мансуров, прошу любить и жаловать…

– Ерем, не забудь о просьбе полковника, когда останешься с ним тет-а-тет, – толкнул в бок приятеля Брамфатуров.

– Отстань! – сказал Ерем.

– Не забудет, – заверил полковника Брамфатуров. – Вы только будьте с ним помягче и обращайтесь по фамилии – господин Никополян. А то он свое собственное имя порой воспринимает как прямое оскорбление…

– Спасибо за ценный совет, – сдержал улыбку полковник. – Обязательно учту…

– Подполковник Зарубян[305], – представился чекист с замаскированными залысинами, глядя прямо в глаза Эдварда Бегларяна.

– Эдо, – отозвался Эдо и захлопал глазами не хуже любой невинной овечки.