– А хотя бы и в Швецию, хотя бы и по льду: Ленину можно, мне нельзя?.. Впрочем, тогда, в 98-м, этот чудный город вновь будет называться Петербургом. Точнее: Санкт-Петербургом. Границы будут открыты, выезд и въезд сделаются свободными. Так что, если мне понадобиться съездить в Швецию, я обойдусь без лыж. Поеду либо поездом через Финляндию до парома через Ботнический залив, либо из Пулково на самолете прямиком в аэропорт Арландо…
– Бредите? Или грезите?
– Провижу, сэр, провижу…
При этих словах постоянный звуковой фон из надоедливого перешептывания экспертов, перешел в гул. Майор Брамфатуров недобро покосился на них и решительно призвал к порядку. Причем почему-то по-армянски, хотя обычно он это делал на уставном языке Советской армии.
– ՞Ինչ եք ձեներեդ գլուխներդ քցել: Թողեք լսենք, էլի:[322]
Эксперты, не оглядываясь на страшного дядю, от которого явно исходила космическая энергия недружелюбного свойства, поспешно вернулись к шепоту, оставив из гула одиноко висеть следующую, не предназначенную для непосвященных ушей, загадочную фразу: «Я склоняюсь к тому, что имело место быть ясновидение не временно́е, а пространственное намеренное». Владимир Ашотович переменил свое мнение и бросил на экспертов уважительный взгляд: с тех пор как в самом нежном детстве какая-то бабка избавила его от падучей таинственными нашептываниями, он крепко и на всю жизнь уверовал в реальность мистики и лично Господа Бога. Поэтому решил впредь ученую братию не приструнивать, пусть галдят, авось еще что-нибудь умное скажут…
– И провидение мое основывается отнюдь не на мистическом ясновидении, – продолжал между тем фигурант, – а на строго научной основе. Еще великий ученый, лауреат Нобелевской премии Илья Пригожин доказал возможность разрывов даже в неорганической материи, развеяв тем самым миф о предопределенности всего. Точки бифуркации возникают и в социальных и в исторических процессах. Неужели вы думаете, что объявив свой режим «развитым социализмом», нелегитимные властители России (по сути – ее оккупанты) тем самым оградили себя и страну от изменений? Изменения непременно будут, и вовсе не эволюционные, а революционные, то есть происходящие в очень короткий промежуток времени, непредсказуемо, с катастрофическими последствиями для всей большевистской империи. Потому что так называемый Советский Союз есть искусственная система, выстроенная в нарушение экономических, социальных и психологических законов. И осталось ему гнить и разлагаться не более двадцати лет…
– Да, я слышал, вы уже говорили моему предшественнику о неприглядном будущем Советского Союза, – спокойно заметил Мирумян. – Очевидно, это ваш любимый конек.
– Более того, это мой idée fixe, навязчивая идея, – столь же спокойно признался подопечный. – Не поверите, но иногда ощущаю себя записной Кассандрой: столько всяких видений и фактов из будущего наваливается, что не успеваю запоминать…
Генерал Анветангян, услышав ответное молчание Мирумяна, едва не застонал вслух: скажи, чтоб записывал, идиот!
– А вы записывайте их, чтобы не забыть, – посоветовал Мирумян.
– Я же вам уже говорил, что не люблю наших психушек, – напомнил фигурант. – А стану записывать такое, как раз туда и угожу с диагнозом почище вялотекущей шизофрении…
В дверь двадцать шестой комнаты вежливо постучали неслышно вошли. Первое управление не поскупилось на представителя – сам полковник Семиречный, первый зам генерала Галустова, пожаловал узнать, зачем он одновременно Второму и Пятому управлениям понадобился. Генералы молча указали на магнитофон с заранее заправленной в него бобиной с нужной информацией. Полковник присел, надел наушники, две минуты послушал, минуту подумал, встал, сделал заявление:
– Этот парень мне нужен немедленно. На полчаса. Разумеется, говорить я с ним буду не здесь, а у нас. Гарантирую, что вся информация касающееся ваших интересов, будет оперативно предоставлена в ваше распоряжение.
Если не договоримся полюбовно, подам рапорт самому. А вы прекрасно знаете, чье управление приоритетнее…