Вторая Пуническая война

Когда Гиппократ появился на башне у ворот Гексапил, легионы уже шли в наступление и от грохота метательных машин сотрясались крепостные стены. Камни и ядра оставляли кровавые просеки в рядах наступающих легионеров, от их страшных ударов раскалывались щиты и сминались шлемы, но римляне упрямо шли вперед. Наконец они добрались до основания холма, на котором стояла крепостная стена, и тогда греческие воины стали скатывать сверху огромные валуны. Эти камни катились вниз по наклонной поверхности и наносили атакующим войскам большой урон.

Но римляне продолжали атаку. Под градом стрел и камней легионеры, прикрываясь щитами и плетеными навесами, карабкались по склонам холма, катили к воротам тараны. Но как только римляне оказались у подножия стен, сверху стали сбрасывать тяжелые бревна и метать факелы, чтобы подпалить осадные сооружения римлян. А затем со стены спустилось на цепи нечто, напоминающее железную лапу, зацепило воина в полном вооружении, протащило вверх по стене и швырнуло вниз. Стоявшие рядом легионеры слышали, как захрустели переломанные кости их товарища, когда безжизненное тело стукнулось о землю. Тем временем такие же лапы стали опускаться вдоль всей стены, они хватали римлян, поднимали наверх и резко бросали вниз. Это было уже слишком. Легионеры дрогнули, попятились от стен и стали медленно отступать, осыпаемые градом метательных снарядов. Потери в их рядах росли с катастрофической быстротой.

Но Аппий Клавдий не собирался сдаваться и снова велел трубить атаку. Легионы вновь пошли вперед, пусть и без прежнего энтузиазма. По-прежнему летели со стен камни и стрелы, по-прежнему невиданные доселе машины безнаказанно уничтожали воинство проконсула. И страх перед неведомой угрозой оказался у римлян сильнее чувства долго. Дошло до того, что, увидев на стене веревку или кусок дерева, легионеры, не боявшиеся никого и ничего, стали с громкими криками убегать куда подальше от места предполагаемой опасности. В этой ситуации Аппий Клавдий был вынужден прекратить штурм и отвести войска в лагерь. Там Пульхр собрал легатов и объявил о том, что больше войска на приступ посылать не будет, а изыщет иные способы, чтобы овладеть городом.

В отличие от Аппия Клавдия, решившего после провала штурма со стороны суши отказаться от дальнейших атак на город, Марцелл поступил иначе. Консул был возмущен и разгневан, а также полон решимости продолжать борьбу. Удалившись в шатер, Марк Клавдий разложил на столе карту Сиракуз и стал анализировать неудачную атаку на Ахрадину. Слуга успел сменить масло в светильниках, а Марцелл, по-прежнему склонившись над картой, продолжал водить пальцем по нарисованным линиям, изображавшим городские укрепления. Несколько раз консул прикладывался к кувшину с водой и только под утро забылся тревожным сном, растянувшись на походном ложе.

Сон его длился недолго, и вскоре полководец снова был на ногах. Марк Клавдий созвал военных трибунов и объявил, что сегодня ночью будет новый штурм Архадины со стороны моря. По мнению консула, успеха можно будет достичь только в том случае, если удастся подвести квинквиремы вплотную к стенам и задействовать всю осадную технику. Но поскольку днем этого сделать не удалось, то есть смысл попытаться атаковать ночью. Метательные машины врага из-за темноты не смогут помешать, римским кораблям подплыть к стенам крепости, поскольку точность стрельбы будет сведена к минимуму. Этим фактором надо обязательно воспользоваться и сделать ночью то, что не удалось сделать днем. Трибуны согласились с Марцеллом, получили новые указания командующего и отправились готовиться к предстоящему сражению.

После полуночи римский флот стал выдвигаться в сторону Ахрадины. Марк Клавдий, злой и не выспавшийся, стоял на носу квинквиремы и смотрел вперед. В темноте были видны огни Сиракуз, и кормчие, ориентируясь на них, осторожно направляли суда к городу. Гребцы осторожно поднимали и опускали весла, не было слышно ни команд келевстов[53], ни топота ног матросов. Марцелл не хотел рисковать и приказал соблюдать на кораблях строжайшую тишину, чтобы эллины раньше времени не обнаружили римский флот. Но все эти предосторожности оказались напрасны. Когда до укреплений Архадины было уже подать рукой, на башнях и стенах разлилось яркое пламя и стало светло, как днем. Это вспыхнули тысячи факелов, осветив приближающийся римский флот. Но Марка Клавдия такое начало не смутило. Консул уже мысленно праздновал победу, поскольку его корабли подошли к стенам настолько близко, что можно было выдвигать самбуки и начинать крушить укрепления осадными орудиями. Корабли Марцелла оказались вне досягаемости метательных машин эллинов. Полководец довольно улыбнулся, и в этот момент начался кошмар.