Вторая рота

учебным пособием по кулинарному искусству, – и поставил его на стол.

– Вот это?

– Ага, точно! – обрадовался прапор и уже было собрался забрать

ведро, но Вакутагин отодвинул его в сторону.

– А вы Данилыч? – спросил Вакутагин.

– Ну, для кого Данилыч, а для кого и товарищ прапорщик

Данилюк, – напрягся любитель картофеля. – Давай ведро!

11

– А три банки тушѐнки? – Вакутагину даже не надо было хитро

прищуриваться – природа сама сделала это за него.

– Ты чѐ, солдат, офонарел?! – возмутился прапор. – Это что ещѐ за

наглое вымогательство?

Вакутагин, казалось, пропустил эти слова мимо ушей. Убрав

картошку со стола, он сказал:

– Эта картошка завтра у меня на пюре пойдѐт! Солдатам на

добавку!

– А попы у твоих солдат не треснут? – вспузырился Данилыч. –

Это тебе Сухачѐв про тушѐнку сказал?

– Он ещѐ сказал, что у вас на складе много всего есть…

– Ну, бляха, – возмущению Данилыча не было предела, – вот

подстава!

Чертыхаясь про себя, прапорщик ушѐл с кухни, так и не получив

вожделенной картошки. Новый повар оказался тѐртым калачом.

Посиделки в салоне автобуса были в самом разгаре. Зубов успел

с сервировкой «поляны» как раз к возвращению прапорщика, и, хотя

водка, которую принѐс Шматко, сначала показалась Зубову

подозрительной, прапорщик убедил его в том, что это вполне

приятный напиток фабричного производства. Он даже потѐр донышко

бутылки о ладонь, чтобы доказать недоверчивому ротному, что на коже

остаются чѐрные следы, а это, как гласит древняя народная мудрость,

значит одно – бутылка стояла на резиновой ленте транспортѐра. А

транспортѐры бывают только на винзаводах…

Водочка под названием «Стрелок» оказалась так себе, но

обильная закусь с лихвой скрашивала еѐ не очень приятный вкус и

химический запах. Тостов в запасе было много, и в конце концов

Зубову даже показалось, что праздник удался на славу.

С этой мыслью он отвалился на спинку кресла и закрыл глаза.

Ватное оцепенение мгновенно охватило его бренное восьмизвѐздочное

тело. Прапорщик держался чуть дольше и, оставшись без поддержки

12

командира, даже попытался спеть «Комбата», но эмоциональные

выкрики про огонь, батарею и батальон лишили его последних сил.

Шматко заснул по науке, опустив голову на грудь. Как гласила народная

мудрость номер два, в такой позе вероятность захлебнуться в

собственных рвотных массах почти равна нулю.

Страдания Соколова по поводу пропавшей подруги не заглушил

даже Брюс Уиллис, и после отбоя боец лежал на кровати, смотрел в

потолок и гонял невесѐлые думки. Там и застал его Кабанов,

заступивший дневальным.

– Ну чѐ, страдалец, не спишь? – спросил он, присаживаясь на край

соседней койки. – Сам себя накручиваешь? Какой, мол, я несчастный,

Варя меня бросила… Уехала, не написала. Типа, поступать… А может

быть, она не одна уехала? Может, еѐ кто увѐз?

– Кабан, – Соколов резко приподнялся на локте, – я вообще-то за

мир во всѐм мире, но за такие слова могу и в морду… Легко…

– Давай! – закивал дневальный. – Давай в морду, брателло! Хоть

какое-то движение будет, чем лежать вот так и сопли жевать!

– А что ты предлагаешь? Написать рапорт? Мол, отпустите в

отпуск, девушка пропала…

– Во-первых, позвони, пробей ситуацию, – мудро заметил Кабан, –

а там видно будет.

– Откуда?

– От верблюда, – ухмыльнулся Кабан. – Ходоков в штабе сейчас

ошивается. Прислони его к стенке, и все дела. Звони сколько влезет.

Эта идея Соколову понравилась, он даже немного успокоился и

вскоре заснул – усталость взяла своѐ.

Медведев гнал, пока перед ним не показалась очередная

развилка. В салоне нависла тяжѐлая тишина, сдобренная лѐгкими

ароматами застолья, которые выделяли из себя «срубившиеся»

пассажиры.

13

Чтобы хоть как-то растолкать их, Медведев резко нажал на педаль

тормоза. Он услышал, как в салоне покатилась по полу пустая бутылка

и прапорщик буркнул во сне нечто неразборчивое.

– Товарищ капитан! – заорал водила. – Куда дальше ехать?

Товарищ капитан!

Ответом ему был раскатистый храп Шматко и Зубова, у которых

даже сложился своеобразный дуэт: прапор выводил басы, а капитан

больше тянул на тенора.

Медведев понял, что надо смириться с неизбежным: разбудить

напившееся суррогата руководство нет никакой реальной возможности.

На всякий случай он предпринял повторную попытку, но, когда

убедился в том, что это бесполезно, устроился на своѐм сиденье и

через десять минут влился в состав заслуженного Краснознамѐнного

хора имени водки «Стрелок», деревни Бухарѐво и, разумеется, трѐх

сотен метров.

Утро капитана Зубова было тяжѐлым – во рту стояла неприятная

сухость, в висках пульсировали болезненные молотки, голова гудела,

мышцы ныли так, словно весь вчерашний вечер капитан спарринговал с

терминатором…

Первые минуты после пробуждения ротный не мог взять в толк,