Вторая террористическая война в России 1901-1906 гг.

“Веря в торжество Израиля, радуюсь ему, вот что я придумал. Пусть еврейская община в лице московской возьмёт половину права на издание всех моих сочинений и в обмен обеспечит в вечное пользование моему роду племени Розановых честною фермою в пять десятин хорошей земли, пять коров, десять кур, петуха, собаку, лошадь, и чтобы я, несчастный, ел вечную сметану, яйца, творог и всякие сладости и честную фаршированную щуку. Верю в сияние возрождающегося Израиля и радуюсь ему”.

Это провозглашение своей радости по поводу победы и возрождения Израиля в России - Розанову не помогло. Его враги понимали, что он это написал от безысходности, и злорадно посмеивались. Фактически семья Розановых жила только тем, чем мог помочь Павел Флоренский, сам находившийся в катастрофическом положении и перед арестом.

В 1910 году В. Розанов писал:

“Неужели все, что идут по улицам, тоже умрут? Какой ужас… Смерти я совершенно не могу перенести”.

Теперь этот момент приблизился к Розанову совсем близко.

Заметив, что Розанов уже не собирает окурки и нигде его не видно “прогрессивные” и “интеллигентные” люди стали делать предположения… - самое вероятное: наконец-то его расстреляли в Чека и или умер от голода. Чтобы в этом убедиться, любопытная Гиппиус, несмотря на свои неоднократно заявленную ненависть и презрение к Горькому, написала ему письмо именно с этим вопросом - правда ли что расстрелян чекистами Розанов? Об этом Гиппиус сама рассказывает в своих мемуарах. Этот “сущий чёрт”, как называл Розанов в мирные и благополучные годы Гиппиус, своим злорадным любопытством оказала Розанову небольшую услугу. - Горький решил ответить Гиппиус по существу и через комиссаров навёл справки. Когда же оказалось, что Розанов ещё жив, но лежит в тяжёлом состоянии в Сергиевом Посаде и его семья страшно бедствует, то Горький передал дочери Розанова немного денег, которых затем хватило на обустройство похорон.

Зимой 1919 года Василий Розанов умер. Плохо на душе, тягостно от этой печальной истории, и по-человечески искренне жалко. А ведь таких историй в этот период в России были многие миллионы.

“Получил от Н. А. Бердяева письмо с извещением смерти В. В. Розанова: “Умер Розанов. Ужасно, что негде даже написать о нём””, - писал Э. Ф. Голлербах.

И Голлербах написал письмо дочери Розанова, чтобы она рассказала о последних днях её отца, и она ответила подробно:

“Два месяца он болел параличом. У него не действовала левая часть тела. Надо было усиленное питание, но его не было, достать было не возможно… последние дни, я 18-летняя, легко переносила его на руках, как малого ребёнка…

Страшная перемена произошла в нём, великий перелом и возрождение. Смерть его была чудная, радостная… Вся смерть его и его предсмертные дни была одна Осанна Христу. “Обнимайтесь вы все… Целуемся во имя воскресшего Христа. Христос воскрес!”. Он четыре раза по собственному желанию причастился, один раз соборовался, три раза над ним читали отходную. Во время неё он скончался… Без всяких мучений”.

В последний путь Розанова провожал священник П. Флоренский.

Такое же письмо дочь Розанова ещё ранее написала Мережковскому, поэтому о картине смерти Розанова знала и жена Мережковского - З. Гиппиус и всё “прогрессивное общество”.

“Да, умер. Ничего не отверг, ничего не принял, ничему не изменил… - писала с какой-то обидой, горечью и разочарованием “сущий черт” Гиппиус. - Вот почему показалось нам горьким мучительное длинное письмо дочери, подробно описывающее его кончину, его последние дни. Кончину ”Христианскую”, самую “православную”, на руках Ф., …под шапочкой Преподобного Сергия. Что могла шапочка изменить; да и зачем ей было изменять Розанова? Он - “узел, Богом связанный”, пусть его Бог и развязывает”, - писала язвительно Гиппиус.