Вторая жена

— Господин гофмаршал, — продолжала она, — человек этот преследовал хорошенькую индианку ночью по всему саду, чтобы отнять ее у умирающего в красной комнате, так что та принуждена была запереться от него… Посмотри на него, Рауль, — прервала она свою речь, указывая на гофмаршала, который, как уничтоженный, стоял с поникшею головой, — барон фон Майнау хочет отнять у тебя сына под тем предлогом, что один он, как единственный истинно честный и благородный представитель рода, имеет право воспитывать наследника своего имени; но от его рук чуть не угасла человеческая жизнь, а интрига, с помощью которой он вынудил брата отвергнуть Габриеля и его мать, кладет неизгладимое пятно на его «ореол дворянина». Ты можешь спокойно слушать его угрозы — никогда не отдадут ему Лео!

Но Лиана горько ошибалась, если думала, что при этих обличениях неминуемо заговорит гофмаршальская совесть. Он очень скоро оправился. Когда она говорила о Габриеле и его матери, он самодовольно покачивал головой и наконец разразился громким смехом.

— Картина моих преступлений очень искусно сгруппирована, прекрасная баронесса… Ведь я говорил, что эти женщины, с рыжими волосами, обладают дьявольскою способностью к интригам. Какой пикантный рассказ!.. И вы передаете его с таким театральным эффектом, наскоро набросив траурное платье, которое, сказать мимоходом, делает вас бледной и некрасивой, как привидение.

— Дядя, ни слова больше! — воскликнул ожесточенный Майнау, в первый раз указывая на дверь.

— Хорошо, хорошо, я уйду, когда мне вздумается! Но теперь и я считаю своим долгом пролить свет на эту историю… Я понимаю, баронесса, отчего вы вдруг заговорили со мной таким вызывающим тоном. Пока мы тут спорили, вы, сгорая весьма простительным любопытством, отправились в индийский сад, чтобы присутствовать при кончине «несчастной женщины». Подобное зрелище, понятно, возбуждает нервы, приятно щекочет жаждущую ужасов сатанинскую способность женской натуры…

— Прошу тебя, Рауль, не делай ничего, в чем бы потом тебе пришлось горько раскаиваться! — воскликнула Лиана, обняв обеими руками Майнау, который, вне себя, хотел было броситься на ядовитого старика.

— Женской натуры, — повторил старик, злобно улыбаясь, так как Майнау, топнув гневно ногою, повернулся к нему спиной. — Может быть, к разбитой параличом «бедной баядерке» на мгновение возвратилась способность говорить, и она в предсмертном бреду болтала подобные вещи, но кто же из людей здравомыслящих поверит таким несообразностям и придаст им значение серьезных обвинений?.. Кто бы вы ни были, попробуйте рассказать эти интересные новости моим друзьям и знакомым, вам никто не поверит. Меня все знают, а про вторую жену моего зятя всякий скажет, что она мастерица строить козни…

— Продолжай, Лиана! Я боюсь, что его друзья и товарищи услышат такие вещи, которые сильно поколеблют мнение о его врожденном благородстве, — сказал Майнау, — но говори мне: ведь ты слышала, что господину гофмаршалу нет до этого дела, а я, напротив, глубоко заинтересован.

— Женщина в индийском домике умерла до моего прихода; ее уста не разверзались тринадцать лет, так она и умерла! — возразила молодая женщина; она вдруг замолчала и закрыла глаза, потому что опять почувствовала головокружение; она крепко оперлась о стол и спеша продолжала говорить:

— То, что мне известно, я узнала от свидетеля, который не оставлял Шенверта со дня возвращения дяди Гизберта из Индии, этот свидетель не бредит, но знает наверно и может клятвою подтвердить свои слова.

Лиана исключительно обращалась к Майнау, как будто гофмаршала и не было в комнате. Она рассказала, как с помощью придворного священника сделался он господином Шенверта, как с утонченною жестокостью разлучил дядю Гизберта с женщиною, которую тот любил до последнего вздоха…

По временам, при ее рассказе, слышалось насмешливое хихиканье или раздавалось глухое проклятие, но Лиана не смущалась. Когда же она в первый раз произнесла имя Лен, ей пришлось остановиться.

— Бестия! Змея! — прервал ее гофмаршал со злобным смехом. — Так вот кто ваша поверенная, баронесса?.. Вы слушали сплетни самой грубой, самой неотесанной женщины из всей шенвертской прислуги и, основываясь на ее донесениях, атакуете меня, меня?

— Дальше, Лиана! — настаивал Майнау, бледнея. — Не смущайся! Я теперь все понимаю!

— Если вам и удалось бы опровергнуть все доказательства Лен, так как вы сами бдительно следили в то время за малейшими событиями в Шенверте, то одного не можете вы отрицать, потому что не знаете о случившемся тогда факте, — обратилась еще раз молодая женщина к гофмаршалу. — Несмотря на вашу бдительность, индианка виделась с дядей Гизбертом за несколько дней до его смерти, и он умер с убеждением, что ее безвинно оклеветали.