Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

Милый Рыжик, получила оба Ваши письма одновременно, предыдущее же письмо шло 6 дней; и это мое, попадающее на оба общих выходных и один почтовый (понедельник), наверное, ползет не быстрее. Разве что всучу его кому-нибудь из отъезжающих в Москву. Конечно же, троица ожидаемых знакомых запаздывает с визитом, и Вы прекрасно, кабы смогли и захотели, приехали бы сюда на конец недели; я бесплодно злюсь на чужую непринужденность — договаривались по-одному, передумали по-другому, и дела нет до того, что наши планы смещаются — и прочее тому подобное. Целую неделю мы, бедные, высидели, как на иголках, как будто нет нам другого подходящего занятия. Сегодня, наконец, телеграмма, что прибудут во вторник (9.20) и пробудут до вторника, после чего уедут гостить к родственникам в Тулу; а А. А. махнет в Москву по всяким пенсионным и околопенсионным делам. Таким образом, мне не удастся съездить к Елизавете Яковлевне на ее именины или в окрестностях именин, дабы повидаться, поприветствоваться и подкинуть очередное съедобное подкрепление с праздничным уклоном. Правда, А. А. обещает съездить в Болшево вместо меня, но это не одно и то же по тысяче причин, из которых первая — что ей нельзя тяжело таскать, а она непременно нагрузится, а потом будет недомогать. «Во имя» 31-го было робкое и трогательное явление Лены[1211] (той, что работала машинисткой в Большом театре, а на днях поступила в Литинститут); в свой первый институтский день, начало которого было посвящено занятиям, а вторая половина — традиционному посвящению мавзолея, Лена решила вместо последнего посетить нас (не удивляйтесь так, как удивилась я, перевернув листок и обнаружив на нем начало чужого (к чужому) майского письма и сыпьте дальше!) — одним словом, явилась она, робея и держа в объятиях грандиозный арбуз, который, по ее мнению, должен был служить ключом к моему сердцу. И что же — отчасти послужил, не столько сам арбуз, сколько всё явление. Покормили ребенка чем Бог послал, обогрели, как могли (день был холодный, а ребенок явно недоодетый!) и отправили на обратный автобус — поближе к студенческой доле… Третьёвось приехали Бондаренки, посидели с нами уютный вечеришко, Павел Иванович чудно рассказывал про Африку, оба супруга в приподнятом, наконец-то, настроении — и слава Богу. 9-го отбывают на Кижи (из Москвы туристическим пароходом). Дай Бог погодки и отбывающим, и на месте сидящим!

От тетки Аси открытка: Рита просит бабку уступить ей московскую прописку, чтобы не отрабатывать в ауле, или кишлаке, или как там, свои три года по окончании института (в МЭО); сама Ася мечтает сменять квартиру, т. е. комнату свою на нечто в Загорске — в новом доме.

Из Архангельска ни гу-гу.

<…>

Всей душой с Вами во всех Ваших тревогах за больных и здоровых, и вообще, и в частности.

Целуем Вас, будьте здоровы, будьте умницей!

Ваша А. Э.

Самый сердечный привет авторам Ваших дней! (сиречь папе с мамой).

10 14 сентября 1969 г.

Милый Рыжик. По поводу нашей несостоявшейся беседы вот что хочу сказать: в жизни, в любом случае, когда Вам предоставляется право решать самой, когда решение не навязывается Вам извне, надо брать, взваливать на себя ношу по своим силам. От содержимого «авоськи» и — выше. Помните — друг есть действие; и тысячу раз помните — друг есть терпение; как раз последним речь о терпении действенном, а не пассивном! — Вы не очень-то наделены: беретесь рьяно (не соразмерив сил) и — быстро остываете, выдыхаетесь, исчерпываетесь, даже — соскучиваетесь. Постоянство усилия — не Ваша стихия (вспомните хотя бы свою работу над цветаевской темой — она ли Вас не влекла!).

Так что — смотрите, не ошибитесь; ошибки — дорогостоящая прихоть, и не только себе они дорого обходятся.

Целую Вас, пусть всё у Вас будет хорошо!

Ваша А. Э.

Не забудьте — вернее, найдите время — позвонить в Литфонд.

<Приписка вверху письма>:

сейчас вы уже дома и — чистите грибы(?)

11 22 сентября 1969 г.

Милый Рыжик, боюсь, что Вы не поняли сути (немудрящей впрочем!) моего предыдущего письма и стали «оправдываться» в ответ — касательно своего отношения к МЦ. А «оправдания» эти говорят о том же, о чем и я Вам говорю: вряд ли Вы созданы для того, чтобы — по собственной воле — пересекать Великий или Тихий океан на папирусном суденышке. Вот я и советовала Вам соразмерить свои силы — реальные — оставив воображение в стороне — прежде, чем пускаться в плаванье именно на этом виде транспорта. Поскольку речь о живых людях, которых нельзя «передоверить будущему» (как вы говорите о МЦ!), необходимо решение принимать по-взрослому и всерьез, чтобы дело обошлось без дураков и без макак.

Я отношусь к Вам, как к дочери, отсюда и только отсюда мои непрошеные советы. Для матери дочь — всегда ребенок, говорят; я же к Вам, как к взрослой дочери обращаюсь. Вам ведь уже (по моему счету) — 27 лет!