Вторая жизнь Мириэль Уэст

Мириэль поспешила наружу, спустилась по короткой лестнице в небольшой сарай, где они хранили швабру и чистящие средства. Дождь намочил ее униформу, и грязь хлюпала под ее ботинками. В отсутствии солнечного света Мириэль потребовалось какое-то время водить рукой в темноте, чтобы найти свисающий шнур освещения. Когда лампочка загорелась, несколько тараканов и большая мышь поспешили в укромные углы. Она сунула ручную метлу и совок под мышку, схватила швабру и ведро.

На обратном пути она поскользнулась и рухнула в грязную лужу. Быстро вскочила на ноги и поспешила обратно в лазарет. Теперь ей придется не только убрать беспорядок, но и найти способ сменить форму до возвращения сестры Верены.

Оказавшись внутри, Мириэль бросила чистящие средства и схватила полотенце из шкафа для белья. Когда она вытирала униформу, ее внимание привлекло дребезжание в другом конце комнаты. Она уронила полотенце и побежала к аппарату. Все остальные пациенты в лазарете сидели на кроватях, уставившись на грохочущую машину. Была ли там повреждена прокладка или какой-то механизм внутри? Неужели причина в воде, которую она пролила?

Подойдя ближе, Мириэль поняла, что дрожит вовсе не аппарат гипертермии. Это трясло Лулу.

– Лула! Лула! – закричала она, но женщина не ответила. Она закатила глаза, были видны только белки. Пена капала у нее изо рта, а голова металась по подушке. Что-то глухо ударилось о стенки. Дрожащая нога? Бьющаяся в конвульсиях рука?

Мириэль поспешила к стене, снова чуть не поскользнувшись на мокром полу, и выдернула вилку из розетки. Жужжание прекратилось. Она бросилась назад, отперла боковые стенки и резко подняла крышку. Поток горячего воздуха ударил ей в лицо. Она забралась на матрас, изо всех сил стараясь удержать дергающиеся конечности Лулы, до тех пор, пока та наконец не успокоилась.

Глава 42

Мириэль окунула щетку в ведро с мыльной водой и провела ею по полу. После судорожного припадка Лулы в аппарате гипертермии ей больше не разрешали участвовать в испытаниях. Лула оправилась, и Док Джек заверил, что в произошедшем не было вины Мириэль, но все это не имело значения для сестры Верены, которая теперь поручала ей самые ничтожные задачи. В течение последних трех недель, когда Мириэль не опорожняла судна, не подстригала пациентам ногти на ногах и не мыла полы, стоя на четвереньках, она вручную копировала «Принципы и методы ухода за больными». Это последнее задание, как подозревала Мириэль, было скорее наказанием, чем необходимостью, поскольку казалось маловероятным, что сестра Верена позволит ей когда-нибудь измерить пациентам температуру, не говоря уже о том, чтобы помочь в какой-либо медицинской процедуре. Почему она просто не уволила ее, Мириэль не понимала.

И почему она сама не уволилась? Каждый день Мириэль думала об этом. Прежде она убеждала себя, что все, что она делает, помогает в поисках лекарства. Но мытье полов? Никогда в своей жизни она не делала подобную работу.

Голос Фрэнка в дверях лазарета заставил ее поднять глаза. Он протянул сестре Лоретте коробку, заполненную гирляндами и лентами.

– Клуб поддержки раздобыл немного украшений. Я подумал, что это может поднять настроение пациентам.

– О, какая прекрасная идея! – закивала сестра Лоретта. – Мы с миссис Марвин развесим их прямо сейчас.

Прежде чем Мириэль смогла отвести взгляд и притвориться, что работает и ничего не слышит, глаза Фрэнка нашли ее. Он обычно улыбался при встрече. Приветственно махал. Придумывал какую-нибудь глупую шутку, чтобы она тоже улыбнулась. Теперь – ничего. Он попрощался с сестрой Лореттой и ушел, даже не взглянув в сторону Мириэль.

Остаток смены она провела, помогая развешивать по стенам елочные гирлянды и привязывать рождественские ленты к каждой кровати. Они украсили стол медсестер нитками попкорна[77] и повесили венок на дверь.

Клуб был прав. Украшения действительно поднимали настроение пациентам. Глядя на эту блестящую мишуру, они больше улыбались и меньше звонили в свои колокольчики. Несколько женщин даже начали мурлыкать рождественские мелодии.

Мириэль заставила себя улыбнуться и даже напевала про себя, но с таким же успехом она могла бы продолжать мыть пол, несмотря на всю ту радость, которую испытывала. Девочкой она любила Рождество. И будучи молодой мамой тоже. Но смерть Феликса омрачила и прошлое Рождество и предыдущее. Неважно, что в большой комнате мерцала двадцатифутовая ель. Неважно, что под ней громоздился десяток подарков в яркой упаковке. Даже смех Эви и восторженные визги Хелен не проникали в темноту. Теперь, когда Мириэль наконец вышла за пределы этого мрака, дочери были за сотни миль от нее.

Когда Мириэль после смены возвращалась в восемнадцатый дом, ее перехватила Айрин. Подруга обняла ее за талию.

– Сегодня день красных букв[78], детка!

– Хм, – был единственный ответ, который смогла придумать Мириэль.

– Ты не собираешься спросить, почему?

Мириэль подавила вздох.

– Почему?

– Я тебе покажу.