Вторая жизнь Мириэль Уэст

Через пять дней после ссоры Мириэль прислушивалась у своей двери к болтовне соседей по дому и торопливым шагам. Неизменный распорядок Карвилла позволял легко избегать Айрин, хотя ее комната находилась всего через две двери. Когда Мириэль не работала в перевязочной или лазарете, она сидела в своей комнате. Она опаздывала на каждый прием пищи, приходя как раз в тот момент, когда Айрин и остальные ее соседи по дому уходили.

Сегодня вечером они собирались в зал отдыха, чтобы посмотреть какой-нибудь старый фильм, который клубу поддержки удалось раздобыть на этой неделе.

– Не забудьте свои подушки, девочки, – крикнула Айрин. В тот день в клинике делали инъекции, и места уколов, вероятно, все еще болели. Без подушки скамейки и стулья в зале отдыха только усугубили бы боль. Еще одна причина, по которой Мириэль была рада остаться дома.

Входная дверь со скрипом открылась. Мириэль почувствовала порыв холодного воздуха на пальцах ног. Крики: «Подождите!», «Кто-нибудь видел мой шарф?» и «Могу я потратить пять центов на конфеты?» – стихли, когда дверь захлопнулась.

Тишина! Та самая, которую так ждала Мириэль. Она выскользнула из своей комнаты, плотно запахнув шелковое кимоно, чтобы защититься от холодного воздуха. Весь день она мечтала о ванне, мысленно представляя пар и пузырьки, чтобы прогнать скуку от кипячения игл и отрывания ватных квадратиков. Она повернула кран так сильно, как только могла, но из него потекла едва теплая вода.

– Сукины дети! – сказала она вслух, выключая воду и возвращаясь в свою комнату. Должно быть, кто-то ошпарился. Это могло произойти достаточно легко, когда вы потеряли чувствительность. И всякий раз, когда случалось подобное, начальство в большом доме приказывало снизить температуру воды еще на несколько градусов.

Мириэль убрала свои банные принадлежности – она не собиралась тратить остатки своей хорошей пены на теплую воду – и накинула атласную ночную рубашку. Что теперь? Было слишком рано для сна. Она могла почитать. Отполировать ногти. Разложить пасьянс. Что она делала, когда только приехала сюда? Все эти часы в одиночестве… Не только в тюрьме, но и после. Когда она думала, что Айрин, ее соседи по дому и все в Карвилле были просто кучкой обычных зануд.

Она села на кровать и заняла руки пилочкой для ногтей. Тишина теперь казалась удушающей. Она действительно должна извиниться перед Айрин. Захлопнуть дверь перед носом у подруги было чересчур. Мириэль не понимала, откуда взялся весь этот глупый гнев. Проблема была в том, что он все еще кипел внутри нее. Каждый раз, когда она проходила мимо гостиной и улавливала аромат цветов. Каждый раз, когда она слышала смех Айрин. Каждый раз, когда она приходила домой, а на фонографе играла рождественская музыка или на стенах появлялись новые украшения. Конечно, Айрин была счастлива. У нее есть сын, который присылает цветы, и ей оставалось пройти всего два теста, прежде чем она снова сможет его увидеть. Мириэль предстояло сдать в два раза больше анализов, а муж отдыхал в проклятых швейцарских Альпах.

На самом деле, извиняться должна была Айрин. За то, что подняла весь этот шум, зная, как тоскует Мириэль. Она вела себя совершенно вызывающе. И вся эта музыка – «Jingle Bells», «Silent Night», «The Little Drummer Boy» – она должна знать, что эти мелодии заставляют Мириэль нервничать.

Мириэль посмотрела на свои руки. Она подпилила ногти до мяса. Ее колени были усыпаны белой пылью. Она смахнула ее и бросила пилку на стол рядом с расческой. Если она услышит «Adeste Fideles»[79] еще раз, она разломит пластинку пополам. Даже сейчас слова гимна крутились у нее в голове.

Однако сидеть в тишине оказалось невыносимо. Ей просто нужна другая мелодия. Что-то, что не напоминало бы о рождественских вечеринках, поцелуях под омелой и детском смехе. Она встала и пошла в гостиную. То, что они с Айрин не разговаривали, не означало, что Мириэль не могла пользоваться фонографом подруги.

Она присела на корточки и открыла шкаф, в котором Айрин хранила свои пластинки, в поисках чего-нибудь джазового и яркого. Сначала ей попались праздничные альбомы. Мириэль продолжила перебирать стопку. Коричневато-золотистая этикетка привлекла ее внимание. Она вытащила пластинку. Gid Tanner & His Skillet Lickers[80]. Одна из записей Фрэнка? Должно быть, они с Айрин перепутали пластинки в ту ночь, когда все танцевали на палубе смотровой башни. Она вынула ее из картонного футляра и поставила на проигрыватель. Из динамиков зазвучало попурри, исполняемое скрипкой и гитарой. Она ожидала, что веселая мелодия поднимет ей настроение. Вместо этого ее ребра сильнее сжались вокруг легких. Слушая, невозможно было не думать о Фрэнке. Она подняла иглу и нащупала упаковку пластинки.

В тишине послышалось сопение. Мириэль вздрогнула, чуть не выронив диск. Обернувшись на звук, увидела потертый кончик оксфордов Жанны, выглядывающий из-за дивана. Интересно она здесь все это время?

– Жанна?

Еще один всхлип.