Вторая «Зимняя Война»

А потом, когда стало известно о падении Хельсинки, у солдат и офицеров просто опустились руки. Пока они здесь сражались за Карелию, большевики нанесли Финляндии смертельный удар в самом уязвимом месте, и теперь их части медленно и неостановимо наступают на Турку и Тампере, а по ледовой дороге из Таллина в Хельсинки к ним беспрерывно идут дополнительные подкрепления. И это при том, что войск в центральной Финляндии было крайне мало, так что оказывать сопротивление наступающему врагу там оказалось некому. Боевой дух солдат после этого известия упал, и теперь их можно было поднять в атаку, только если позади цепи поставить фанатичных шюцкоровцев с пулеметами, которые будут расстреливать малодушных, желающих уклониться от схватки.

Впрочем, лишних солдат для подобных атак у финской армии нет. Удержать бы нынешние позиции. А с этим тоже проблема. Брожение в армии достигло того опасного порога, за которым она перестает быть армией, превращаясь в толпу дезертиров. Постоянно приходят известия, что то тут, то там происходит нечто экстраординарное. В такой-то части солдаты отказались идти в атаку, в другой отбили у контрразведки агитирующего за мир коммуниста, или даже, подняв белый флаг и повязав офицеров, отправились сдаваться в плен. За что теперь воевать на это проигранной для всех войне, тем более что и в Советской России живет немало финноязычных народов – и совсем не плохо живет, то есть жило, пока не началась война.

И такой расклад, как знает Маннергейм, означает самое скверное. Если солдат потерял уверенность в правоте того дела, за которое он, если что, должен отдать жизнь, то вскоре начнется то же самое, что и в семнадцатом году, а тут еще и захваченный большевиками Хельсинки делает эту войну почти бессмысленной. Правда, в восемнадцатом году Красная Гвардия тоже контролировала Хельсинки и южные губернии Финляндии, а белые удерживали за собой север, но тогда все было совсем по-другому. Шюцкор[25] получал поддержку от шведов и германцев, а вот красным финнам Ленин помощи не оказывал, из-за чего они и были разбиты. Сейчас против Финляндии воюет серьезнейший и сильный враг, который ни за что не оставит в покое недобитую белофинскую армию. Если враг не сдается, то его уничтожают. Конечно, фанатичные шюцкоровцы непременно уйдут в леса, но у Маннергейма было такое чувство, что их быстро истребят. Как показали последние события, у большевиков также оказалось очень много специалистов по лесной войне, ничем не уступающих знаменитым финским егерям, а то и превосходящих их.

Впрочем, биться с большевиками до последнего финского солдата маршал Маннергейм вовсе не собирался. Просто после потери Хельсинки и пленения правительства не за что больше было сражаться, и поэтому известие о подписанной капитуляции он воспринял даже как-то с облегчением, сразу же отдав приказ о прекращении огня, так как подписанная президентом Рюти бумага снимала с него всякую ответственность за происходящее. Капитуляция так капитуляция. Он был против этой войны, считая расчеты политиканов на безоговорочную победу Гитлера весьма зыбкими. А кроме того, он не был уверен, что финнов тоже не назовут недочеловеками, как только их собственность понравится настоящим арийцам. Так что от таких союзников лучше держаться подальше. Вот если бы на месте немцев были англичане…

А что еще Маннергейму оставалось делать? Как оказалось, наступление на Виипури было всего лишь отвлекающим маневром большевиков, который удался на все сто процентов. Когда в наступление задействованы такие силы, то никто не подумает, что оно затеяно только ради того, чтобы оттянуть резервы противника с направления главного удара. С другой стороны, Маннергейм понимал, что, если бы с высадкой в Хельсинки у большевиков случилась какая-нибудь неудача, успешное наступление Красной Армии на Карельском полуострове все равно выбило бы Финляндию из войны. Пусть не так быстро и с гораздо большими потерями, но все равно выбило. Кто бы ни планировал эту операцию, он действовал наверняка. Еще до начала весеннего тепла Финляндия обязательно бы капитулировала или хотя бы вышла из войны, пожертвовав шкурами самых одиозных персонажей, замешанных в развязывании войны-продолжения.

Поскольку возможности пожертвовать собой в бою теперь не было, а желание просто так покончить с собой у Маннергейма никогда и не появлялось, он решил, что сначала сам должен совершить все необходимые для капитуляции ритуалы, явившись в штаб генерала Говорова, а уж потом стреляться… Командующий должен оставаться на своем посту до самого конца. Кроме того, в полублокированной Карельской армии было плохо с продовольствием и медикаментами. В первую очередь и в том и в другом нуждались раненые, а если учесть, что железнодорожные узлы были разбомблены на совесть и требовали для своего восстановления никак не меньше десяти дней, это могло стать проблемой.