Вторая «Зимняя Война»

Но то, что произошло потом, оказалось для меня шоком. Из опустившихся на землю транспортных аппаратов (вспомнилось английское название «геликоптер») вместо обычных неуклюжих красноармейцев с винтовками (которых мы ожидали увидеть, ориентируясь на красные звезды) стали ловко выскакивать одетые и вооруженные самым футуристическим образом нижние чины и офицеры неизвестной нам армии. Шлемы с очками делали их отчасти похожими на немецких мотоциклистов, но вот именно – только отчасти. Не тот основной цвет униформы (хаки вместо фельдграу), не та манера держаться. Часть из этих солдат отправились собирать разбежавшихся в стороны и залегших немцев, другие же направились в нашу сторону. У меня даже и мысли не возникло, что это обычные русские, тем более что на плечах солдат с закрытыми лицами и возглавляющего их офицера из-под снаряжения совершенно отчетливо торчали кончики погон. Погоны у большевиков – это же нонсенс! Но по мере их приближения через оглушительный шум и свист работающих моторов стали слышны слова команд и реплики. И то, что все это произносилось на русском языке, для меня не представляло никаких сомнений.

А потом мой взгляд остановился на возглавляющем солдат офицере с погонами поручика – единственном, у кого лицо не было закрыто маской, – и я увидел в нем самого себя четверть века назад, молодого и беззаботного взводного подпоручика образца четырнадцатого года… Были, конечно, и отличия, даже если не считать пятнистого полевого мундира и фантастического вида снаряжения и оружия. Я подумал, что этот человек не совсем уж молод, и отнюдь не беззаботен. Он серьезно относится к тому, что делает, и твердо стоит на этой земле обеими ногами. Да и поведение немцев, которые, догадавшись, кто их навестил, сразу кинулись наутек, будто перед ними предстал сам пан Сатана, внушало к этим людям определенное почтение. От кого попало немецкие солдаты сломя голову бегать не будут, для этого их надо очень сильно напугать.

Остановившись в шагах в десяти напротив нас, сбившихся в кучу и ничего не понимающих офицеров, этот русский оглядел нас как стадо баранов, сардонически усмехнулся и сказал:

– Панове польские офицеры, я Алексей Сосновский, старший лейтенант российской армии. Сегодня вы все, можно сказать, родились заново. Поверьте – промешкай мы пару часов, и мне было бы не с кем тут разговаривать. Но раз мы здесь, то отныне я ваш добрый ангел-хранитель и одновременно бес-искуситель. У всех есть совершенно свободный выбор. Либо вы идете вместе с нами и сражаетесь с немцами, либо мы снова передаем вас советским властям, и они вас снова интернируют. Ну-с, панове, какое будет ваше самое правильное положительное решение?

Этот старший лейтенант (хотя я думал о нем как о поручике) Сосновский выглядел как человек, который чувствует за собой силу. Его солдаты смотрели на нас, опустив стволы карабинов; и мы не могли понять, о чем они при этом думают, ибо из-под их масок были видны только глаза. Но мне почему-то казалось, что у всех у них такие же жесткие и немного насмешливые выражения лиц, как и у их командира. И вообще, в масках они казались совершенно одинаковыми, как оловянные солдатики из одной коробки…

– Скажите, пан старший лейтенант, – на ужасно ломаном русском языке спросил вдруг поручник Микульский, – вы большевик?

– Нет, пан, как вас там, – ответил он, – не большевик. И вообще, какое отношение к делу имеет моя партийная принадлежность, когда я задал вам прямой вопрос? Вон там Смоленск, а в нем немцы, которых требуется убить как можно скорее. Или вы идете и воюете вместе с нами (и тогда мы относимся к вам как к нашим боевым товарищам), или вы трусы и дармоеды – и тогда мы передаем вас тем самым большевикам, которых вы так боитесь. Выбор только за вами, панове, и никто вас как козлов за бороды не тянет. Но только потом не жалуйтесь, что судьбу вашей Польши будут решать без вас, поляков.

Тут кто-то вякнул, что, мол, судьбу Польши без поляков не позволят решить Великие Державы…

– Ну и что, панове, – спросил в ответ лейтенант Сосновский, – два года назад сильно помогли вам эти самые Великие Державы? Вы для них только мелкая монетка, и если им самим будет грозить уничтожение, они с легкостью пожертвуют вами ради собственного благополучия. Разве недостаточно было тому примеров – как те же англичане бьются только за свои интересы? К тому же, если мы не побоялись бросить вызов Гитлеру, то, если надо, мы пошлем туда и остальных, если они будут нам мешать после войны обустраивать Европу по своему усмотрению.