Вторая «Зимняя Война»

Вот один из этих гигантов останавливается и делает несколько выстрелов дымовыми снарядами в ту сторону, где копошатся финские защитники последнего рубежа. Потом вдруг часть финнов бросается наутек, а остальные начинают драться друг с другом. Одни хотят сдаться и перестать воевать, в то время как другие готовы лечь костьми, но остановить русский прорыв. Впрочем, беглецы не зря торопились улепетнуть в тыл: по целеуказанию дымовыми снарядами снова начинает бить гаубичная артиллерия, перемешивая с землей все еще не перемешанное. В течение получаса на том месте, где была третья траншея финской обороны, бушует шквал огня и металла, а когда он смолкает, танки снова движутся вперед, с саперами-штурмовиками на броне.

Там, у цели, никакой серьезной работы для них нет; после качественной обработки артиллеристами на этом третьем рубеже возможно только эпизодическое сопротивление. И вот, хоть на правом фланге продолжает грохотать артиллерия, фронт и соответствующую линию обороны можно считать прорванными. И только тут кое-кто, у кого имелись часы, догадался посмотреть на них и увидеть, что время клонится к четырем вечера. Боевая задача выполнена, но на это ушел почти полный световой день. С серого неба идет мелкий снег, скоро начнет темнеть, но лыжные батальоны все равно входят в прорыв, в то время как в другую сторону тянутся сани и волокуши с ранеными во время этого штурма бойцами и командирами. На станции Териоки этих раненых уже ждет санитарный поезд, который доставит их в Ленинград (не такой уж и далекий) – прямо в благоустроенные госпиталя, под опеку опытных профессионалов.

И вот в этот момент, когда в разрыв фронта потоком вливаются советские войска, а радиообмен (что на финской, что на советской стороне) достигает максимума, радиоразведка, наконец, с уверенностью локализует положение командующего Карельской армией генерала от инфантерии Эрика Хейнрикса и выдает целеуказание расположенному за Сестрорецком дивизиону «Точек-У». Местом дислокации штаба Карельского фронта является старинный замок в Выборге, в былые времена считавшийся городской цитаделью, а в настоящее время использующийся как статусное место для размещения административных учреждений. Четыре ракеты, оставляя за собой дымный след, на столбах огня поднимаются в уже темнеющее небо, потом следует пара минут ожидания, после чего с борта А-50 сообщают, что все четыре ракеты достигли цели. Уж если не командующего, который мог отлучиться по каким-то своим делам, так возглавляемый им штаб прибить удалось точно. В любом случае, для противника это утрата управления и замешательство, а советское командование не упустит момента развить намечающийся успех…

Закончился еще один прожитый на войне день. Фронт прорван – и враг бежит или остался в перекопанных и перепаханных вдоль и поперек траншеях и блиндажах. Такой огневой мощи я не видел ни на той германской войне (хоть прошел ее всю от начала и до конца), ни под Смоленском, когда мы добивали девятую армию германцев, ни во время прорыва под Оршей. Там, под Оршей, конечно, тоже хватало тяжелых орудий, но «чемоданы» калибром в одиннадцать-двенадцать дюймов над нашими головами тогда все-таки не летали. И если морские двенадцатидюймовые пушки в железнодорожных установках громили что-то в глубине финской обороны, то чудовищные снаряды одиннадцатидюймовых мортир рвались от нас совсем близко. Незабываемое, знаете ли, впечатление. Малейшая ошибка наводчика – и все, пишите письма с того света.

Ну а пока наводчик не ошибается, письма с того света приходится писать финским солдатам. Многоамбразурный дзот с перекрытием в шесть накатов – это, по меркам прошлой германской войны, почти несокрушимая фортеция, но лишь одно попадание одиннадатидюймовой бомбы буквально выворачивает дзот наизнанку. Еще у русских есть девятидюймовый миномет, но его мина раза в два легче мортирной бомбы, при сопоставимой дальности стрельбы. Впрочем, при грамотном обращении этот миномет тоже может быть страшным оружием, потому что таскать его за собой может не только специальный гусеничный тягач, но и мощный грузовик-пятитонка. Таких грузовиков, изготовленных в потусторонней России, у Красной армии достаточно много, и за транспортом дело не станет.

Но что это я рассуждаю как заправский артиллерист, окончивший не Павловское пехотное, а Михайловское артиллерийское училище… Мортиры и минометы нам, конечно, помогли, но большую часть дела все же пришлось делать самим, хотя, должен признать, что будь это наступление затеяно в прошлую войну, большая часть нашего батальона осталась бы висеть на проволоке, так и не достигнув вражеских позиций. Большевики, как бы их ни ругало наше панство, все же больше заботятся о своем русском солдате, чем генералы царской армии. Достаточно вспомнить сражение шестнадцатого года на реке Стоход, когда без всякого прока и стратегической пользы в окрестных болотах полег цвет русской армии, первый и второй гвардейские корпуса.