Читаем Вторник. Седьмое мая: Рассказ об одном изобретении полностью

Переходя к испытаниям на воде, он вновь упростил свой приемник, освободив от всего лишнего и в первую очередь — от телеграфного записывающего аппарата. «От украшений». Действие в новой обстановке должно быть проверено сначала в наиболее чистом, принципиальном виде. Такова уж была его манера ученого-исследователя. А уж потом, он считал, можно добавлять всякие приспособления. Пускаться на эффекты.

Катер дал гудок, будто взывая о чем-то, и отвалил от стенки.

Попов встал наготове у приемника. Стрелка гальванометра застыла на месте.

Вот оттуда, со стенки, подан условный знак. Рыбкин взмахнул большим белым флагом. Наблюдающий матрос крикнул:

— Вижу!

И вслед за тем Попов, не сводивший глаз с гальванометра, увидел, как стрелка три раза подряд качнулась по шкале. Раз, два, три.

Так было условлено: после каждого взмаха флагом Рыбкин дает на вибраторе три отдельных разряда. С разными промежутками. Оттуда, со стенки, бегут волны-сигналы, пронизывают открытое пространство гавани, бегут над водой, настигают движущийся катер, его антенну, приборы на его корме… И Попов отмечает по стрелке прием сигналов. Раз, два, три. С какими промежутками? Потом они сверят, Попов и Рыбкин, по своим записям: сколько и каких сигналов послано с берега, сколько и каких сигналов принято на катере. Все ли сигналы дошли. С какого расстояния. Целая программа, которую тщательно разработал Александр Степанович.

Следуя этой программе, катер «Рыбка» медленно удалялся от стенки, маневрируя в узком фарватере и стараясь держаться линии расставленных вешек. От вешки до вешки — двадцать саженей. Можно подсчитать расстояние. Когда-то, на самых первых шагах, шкалой расстояний служила им, помнится, линия лабораторных столиков между окнами физического кабинета. А теперь, в гавани, на пороге морских просторов, — вот эти самые плавучие вешки. Новая шкала.

Катер отсчитывал вешку за вешкой. Взмахи белым флагом со стенки казались где-то там, уже совсем далеко. Но стрелка гальванометра продолжала все так же трижды прыгать после каждого взмаха. Пять вешек — сто саженей. Уже сто саженей! Это более двухсот метров. Никогда они еще не достигали такой дальности. А прием сигналов оставался вполне отчетливым. Раз, два, три. На разные лады, с разными промежутками. Не подвели все-таки учебные приборы.

«Рыбка» миновала седьмую вешку. Восьмую. Блестки солнца радостно прыгали по воде. Но что-то вдруг нарушилось в картине приема сигналов. Явные перебои. Расстояние, что ли, сказывается? Ведь все-таки уже почти восьмая вешка. Полтораста с лишним саженей.

Попов просит командира повернуть назад и начать опять с шестой. Оттуда, где сигналы воспринимались вполне уверенно.

Опять взмахи флагом со стенки. Опять слежка за стрелкой гальванометра. Опять медленное продвижение катера — те же шаги по пройденным уже этапам.

Еще не раз просит Попов вернуться назад и повторить сначала, словно беря разбег для дальнейшего продвижения. И сегодня несколько раз туда и обратно, туда и обратно. И на другой день испытаний, и на третий день… Снова и снова бесконечные повторения, отвоевывая вешку за вешкой. Двадцать саженей. Еще двадцать саженей…

Матросы поглядывали на фигуру Попова, словно вросшую там, на корме. Ну и терпение у этого штатского!

А он последовательно набирал расстояние, добиваясь постоянства действия. Чтобы при определенной мощности разрядов была и определенная дальность приема. Это же первое, непременное условие для осуществления практической телеграфии. Двести саженей. Триста саженей… «Рыбка» уже оставляла за собой последние вехи. Полоса воды в гавани все расширялась под лучами яркого солнца. Лед отходил, и водная гладь уже расстилалась там далеко, за воротами гавани, выманивая на свои просторы.

Триста саженей! На третий, на четвертый день апрельских опытов. Устойчивый прием. Много раз повторенная передача со стенки гавани на борт катера. Триста саженей. Вешек уже не хватает, как и не хватило когда-то линии столиков в физическом кабинете. Тесно стало тогда его приборам в комнатах класса. Тесно стало и теперь в границах расставленных вешек. Триста саженей. Более шестисот метров. Первый большой шаг в открытое пространство, в реальной обстановке морского порта. И все это с помощью простых лекционных приборов. Явный успех.

Но Попов просит опять командира «Рыбки».

— Нельзя ли повернуть обратно?

И опять в следующие рейсы идет испытание и на дальность приборов, и на долготерпение людей. Намеченная программа еще не исчерпана. Надо еще многое проверить, испробовать, определить — и разные способы передачи, и разные условия приема.

— Повернем обратно. Начинаем… — без устали повторяет Попов.

Надо спешить. Скоро май, конец занятий в Минном классе, и опять наступит обязанность, все оставив, ехать в Нижний Новгород на электростанцию. На все лето, на все месяцы, оторвав себя от приборов, от опытов над ними.

А где же бумага с просьбой о сумме на новую аппаратуру? Об этих трехстах рублях?

Надо спешить.

Катер «Рыбка» усердно бороздит балтийскую воду, развевая за собой дымный шлейф испытаний.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное