Второй дом от угла… Страницы жизни семьи, республики, страны

Единственной отдушиной и связью ее с земляками была дружба с соседкой Ольгой Васильевной, жившей на параллельной улице до ее отъезда в Славинск. Вслед за ее отъездом у бабы Шуры возникало намерение вернуться в город своей молодости, но прервать связь с семьей, ставшей ей родной, было выше ее сил. Только однажды, взяв с собой старшего внука, она навестила родственников, воспоминаний от поездки хватило на годы. Храня память о своих предках, до самой смерти она оставалась верна украинскому языку. Ее родная племянница Зина работала проводницей, иногда ей выпадала поездка по маршруту Куйбышев – Джалал-Абад, дочь ее Валя в таких случаях оставалась гостить у нас.

Из года в год перед нашими глазами, с раннего утра до позднего вечера, в холод и зной, баба Шура и мама хлопотали по дому. Мама делала сто дел одновременно: затемно растопить печь, приготовить завтрак, собрать детей в школу. Тут отмокают занавески, там уже греется чугунный утюг на углях, под навесом куры ждут корм, и вода закипает, потому что надо ошпарить курицу для бульона. Закупить продукты на базаре, торговаться на узбекском языке… многодетную мать знали, уважали и уступали в цене. Каждое занятие продвигается на шаг, на кадр: она движется от одного к другому, стараясь менять очередность, не думать об очередности, стирка, штопка детской одежды, и каждый день приносил новые заботы. Это не приводило ее в состояние безысходности. Она никогда не теряла присутствие бодрости духа, постоянно была в движении, шаг энергичный, от раздачи корма птицам к заботам в доме.

Дом состоял из многофункциональной веранды, деревянная доска с железными крючками служила вешалкой, печь примыкала к несущей стене и была приспособлена для приготовления пищи. Дверь из входной группы вела в гостиную, между собой мы называли ее коридором, она была вытянутая и обеспечивала вход в две изолированные комнаты. Обогревались три помещения контрамаркой, благодаря тонкому жестяному слою цилиндра она быстро нагревалась и медленно остывала. Карагандинский уголь превосходил местный по теплотворности и пользовался повышенным спросом. Печное отопление доставляло много хлопот: надо было знать график завоза топлива, заинтересовать оператора-погрузчика, предостерегая его от погрузки пыли.

«Свободен?» – спрашивала водителя грузовой автомашины мама. «Далеко ли везти?»

Узнав адрес, водитель прикидывал стоимость доставки, после торга приходили к согласию.

Складировали топливо в глубине дворовых построек.

В помощь родителям каждый из сыновей имел посильные обязанности. Подключение жилища к газовому отоплению было торжеством цивилизации, ушла в прошлое ежедневная канитель с растопкой печи, уборкой золы и пыли, ей сопутствующей. Следующим шагом прогресса стало приобретение стиральной машинки «Киргизия», отжим белья производился на ручных вальцах, установленных над баком. Подогревать, заливать, сливать воду, измельчать куски хозяйственного мыла, контролировать длительность стирки требовалось вручную, затраты времени, физических усилий по сравнению со стиркой на металлической волнообразной доске кратно сократились и делали жизнь хозяйки радостней и чище.

Полы в доме были деревянные, кровати железные, с панцирными сетками. Украшением одной из комнат служил круглый стол, стулья и стол с гнутыми ножками, этажерка, стоящая в углу между двумя окнами, и сундук из дуба. Сундук и швейная машинка «Зингер» достались маме в наследство от родителей.

В 1953 году мама вынуждена была отправиться на лечение в Пятигорск, перед отъездом она напомнила отцу о зачислении меня в первый класс. Так что, не достигнув семи лет, я стал учеником начальной школы. Она называлась «базарной», потому что размещалась недалеко от базара. Отец купил мне полевую сумку – носил я ее через плечо, на зависть другим школярам, – вручил букварь, аккуратно выструганные палочки для счета. Рядом со школой торговали мороженым. Крем-брюле между двумя вафлями. Его зачерпывали ложкой прямо из термоса. Мороженое тает и течет по руке. Приходится сильно наклоняться, чтобы не испачкать рубашку. Я ем одно за другим, пока не замерзаю. Ладони липкие, отец дает мне свой платок.

Но вскоре меня стали тяготить уроки, дисциплина в школе, и я отказался посещать занятия. У отца был формальный повод согласиться со мной, семь лет мне должно было исполниться через два месяца. Мама пожалела, что доверилась отцу определять меня в школу, она переживала и, если бы знала о том, что так произойдет, была готова перенести свое лечение на более поздние сроки.

В наш двор неспешно заползла очередная осень, все начиналось, как и везде, с конца августа. Желтый лист неторопливо осыпается, с каждым днем все более толстым ярким ковром устилая дорожки и землю вокруг. Попытки собрать опавшие листья в большие кучки порою заканчивались поджогами их, едкий дым, прижимаясь к земле, медленно поднимался и расползался, забивался в нос и пропитывал всю одежду…