Второй год войны

Алексей стал торопливо одеваться. Комптон, протирая очки, негромко произнес:

— Наступают на Дону, но аукнется в Сталинграде! По моему разумению, наши выходят в тыл немцам!

— Только бы наступали, только бы шли вперед! — возбужденно заговорил Алексей.

Для него сейчас все его прошлые заботы, тревоги, бригадировы пышки с медом и даже Анин переезд в центральную бригаду — все это потеряло свою остроту. Он даже решил не говорить Степану о том, что видел ночью.

Пусть его!

Весь этот день двери в их дом не закрывались: односельчане приходили, расспрашивали, ждали, будто от слов Феди или Комптона зависело, как идут дела на фронте.

Вечером прибежала Евдокия — пальто нараспашку, платок кое-как наброшен на голову.

— Ничего больше не слыхать?

— Пока нет, — ответил Федя.

Евдокия опустилась на лавку, поправила платок. Тут же извлекла из кармана колоду карт, озабоченно произнесла:

— Ну-кась раскину, что карты говорят!

Алексей с улыбкой следил за тем, как она веером разложила карты на столе. Комптон, сидя у телефона, вдруг сказал:

— В принципе, вероятность того, что карты скажут правду, равна пятидесяти процентам.

— Вы в гадание верите? — вырвалось у Алексея.

Лично для него всякое гадание было предрассудком.

— Почему бы не верить? — возразил Комптон серьезно, хотя в глазах его пряталась улыбочка. — Гадалка, когда раскидывает карты, не знает, в какой комбинации они лягут. А разве в жизни мы знаем наперед, в какой комбинации произойдут те или иные события?

Федя с гордостью посматривал на всех: вот какой башковитый у него товарищ!.. А Комптон добавил:

— В свое время я отдал дань увлечению: и на столах гадал, и на блюдцах, и на чем только не гадал!

Алексей не знал, что и думать: и это говорит не Евдокия, не какой-нибудь старик Павлов, а Комптон — такой ученый, инженер!.. Он и верил и не верил Комптону, но расспросить о блюдцах подробней постеснялся.

Прошло еще несколько дней, и наконец пришла весть, которую так долго ждали: фашистские войска окружены!

— Теперь и у нас солнце к лету поворотило! — заявил Федя.

Комптон высказал свое мнение:

— А ведь их там довольно много сидит, в Сталинграде…

Мать встревожилась:

— Ну как прорвутся?

На что Федя уверенно ответил:

— Пусть попробуют, легко ли прорваться! Теперь их черед выходить из окружения!

Комптон, растирая щеку круговыми движениями, подтвердил:

— Да, для них это непривычная задача. Весьма.

На конюшню Алексей шел вприпрыжку: окружили! Нет, недаром все так верили, недаром все повторяли слова Сталина: «Враг будет разбит… Враг будет разбит!»

Доставая с помощью ученого быка воду из колодца, Алексей напевал от радости что-то несуразное. Подошел Степан.

— Слышал? — спросил его Алексей.

— Что?

— Немцев в Сталинграде окружили! Полностью!

— Правда? — загорелся Степан. — Значит, скоро домой поедем?

— Ну, не сразу еще.

— А я бы — хоть сейчас готов!

— Их же разбить еще надо, победить! А ты что какой-то чудной сегодня? — поинтересовался Алексей и тут же вспомнил то, что видел тогда, ночью.

— Нет, ничего, — обронил Степан и полез на чердак за сеном.

Они разложили сено по кучкам и, когда лошади после водопоя пошли к сену, Степан и Алексей принялись за утреннюю уборку. Не успели они ее закончить, как вдруг к конюшне подкатили легкие санки, в которых сидели председатель колхоза и Антонов. Лобов правил лошадью единственной рукой.

Сани остановились, Антонов спрыгнул с них. Поднялся и председатель, посмотрел на коней, что толклись возле куч сена, потом перевел взгляд на Степана с Алексеем. Спросил сурово:

— Что вы им сено под ноги кидаете? Или его у вас много?

Алексей почувствовал, что краснеет: конечно, безобразие! Они и сами столько раз говорили об этом бригадиру…

— Сколько раз говорил им, подхватил вдруг Антонов его мысль, — чтоб кормушки сделали, хоть бы пальцем пошевелили!

Алексей широко открытыми глазами глядел на бригадира: это он-то, Антонов, им говорил? Они сами ему тысячу раз напоминали о кормушках, но у бригадира вечные отговорки: некогда, некому, не из чего…

— Вениамин Васильевич, да ведь мы… — начал Алексей, но бригадир не дал ему окончить, обратился к Лобову:

— Вот с такими кадрами, Семен Данилович, работать приходится! А что я могу поделать?

В висках у Алексея гулко забилась кровь.

— Вы сами ничего не делаете! — взорвался он. — Это мы вам говорили про кормушки, а вы — ноль внимания!..

Лобов, нахмурив брови, посмотрел на него, посмотрел на Антонова, потом снова на Алексея. Тот готов был сказать все, что думает о бригадире, но председатель отвернулся и приказал Антонову:

— Сегодня же сделать кормушки!

— Сделаем! — заверил Антонов.

— И на конюшне и в коровнике.

— Сделаем!

— А сейчас соберите бригаду на собрание!

— Сделаем! — в третий раз отозвался эхом Антонов и тут же предложил Алексею:

— Иди скажи матери, чтоб комнату приготовила, у вас будем собрание проводить!

Алексей понимал, что Антонов нарочно отсылает его. Впрочем, может, и не нарочно: комната у них в самом деле просторная…