Второй год войны

— Некем, — пояснил Степан, — людей совсем нет. А вы уже привыкли тут, и председатель так сказал.

— Это почему же нет людей? — не унимался Павлов. — А хоть бы ты? Что ты, не можешь меня сменить?

— Я бы с радостью! — вырвалось у Степана.

Он и в самом деле с восхищением оглядывался по сторонам, на эту разношерстную толпу людей, на длинный аккуратный противотанковый ров, который рождался под их руками.

— Дай я попробую! — повернулся он к Алексею, взял у него кирку.

— Вот и оставайся! — настойчиво предлагал Николай Иванович, глядя, как Степан азартно машет киркой. — Ты останешься за меня, а я отвезу сани в колхоз.

Степан распрямился, смахнул пот со лба.

— Останусь. Только вы скажите Веньямину, что сами забрали у меня быков.

Перспектива уехать домой так обрадовала Павлова, что он поспешно заверил:

— Скажу, скажу, не бойся! Я ему много чего скажу!..

До сих пор молчавшая Тамара вмешалась в разговор:

— Дезертируешь с трудового фронта, Иваныч? Мальца обманываешь?

— А ты молчи! Не твое дело!

Алексея словно обожгло, он резко повернулся к Павлову.

— Замолчите сейчас же! — крикнул он так, что вокруг все оглянулись.

— Старый дурак! — отрезала Тамара. — Сроду был такой!..

— А, идите вы все знаете куда?! — в сердцах махнул рукой Павлов и, кинув лопату, стал поспешно выбираться наверх.

Наверху ему попался навстречу десятник.

— Это куда? — пискнул десятник, останавливая старика.

— За меня парень будет работать! — кинул на ходу Павлов, двигаясь вдоль рва по направлению к городу.

— Какой парень? — крикнул ему вслед десятник и, не получив ответа, заговорил быстро и сердито: — Парень! Интересно, почему за меня не работает никто другой, а тут — парень!..

Оставшись втроем, Алексей, Степан и Тамара какое-то время молчали, потом Тамара сказала:

— Пусть катится, вонючка такая!

Ее круглое красивое лицо не выражало ничего, кроме брезгливого осуждения. Тамара принялась за работу, вслед за ней начал копать и Алексей. Степан смущенно и озабоченно произнес:

— Слышь, Лexa, мне ведь продукты надо сдать! А то Николай Иванович начнет там распоряжаться… Я передам продукты и сразу вернусь!

— Иди, конечно, — согласился Алексей.

А Степан вдруг вспомнил:

— Там у меня два письма тебе — от матери и от Аньки!

— Где?

— В избе, в моем мешке!

Алексей огорчился: придется ждать конца рабочего дня!

— Я принесу тебе, когда вернусь, — пообещал Степан.

— Поздно уже, через час мы все пойдем домой.

Тамара улыбнулась Алексею:

— Не терпится весточку от зазнобы получить? Потерпи, миленький, недолго осталось!..

С трудом дождался Алексей конца работы. Как только прозвучал сигнал окончания, заторопился, готов был на крыльях полететь на квартиру, к Степану. Тамара не задерживала его.

— Беги вперед один, — сказала она, — мне еще своего лейтенантика Костю повидать надо!

Обогнав, наверное, человек двести, Алексей уже в сумерках достиг окраины городка, боковыми улицами заспешил к своей квартире. Пришел, когда в избе на столе светился фитилек в плошке, трещали в печи дрова. На лавке сидели Авдотьич и Павлов, курили, дружелюбно рассуждали о чем-то — видно было, что оба довольны расставанием. Степан, к удивлению Алексея, успел прикорнуть в углу на соломе. Хозяйки дома не было.

Алексей растолкал Степана. Тот встал, огляделся, увидел, что уже темно, улыбнулся виновато:

— Уснул, понимаешь!..

— Давай письма!

Степан полез в мешок, извлек два письма, одно треугольное, от матери, второе — в самодельном конверте с нарисованными по углам цветочками, от Ани. Алексей отошел к печи — ближе к свету и чтоб никто не мешал.

Нетерпеливо распечатал Анин конверт, оставляя письмо матери на потом. Приблизился Степан, сказал позевывая:

— Уехали они. Анька ревела, когда письмо отдавала!

— Куда уехали? — не понял Алексей. — Кто уехал?

— Пономаревы уехали. В Оренбург или в Казахстан — не знаю куда. Где лучше, туда и уехали!

И Степан снова зевнул.

Потрясенный, Алексей не знал, что и сказать. Наконец спросил:

— Насовсем уехали?

— Ну да! С вещами.

Алексей лихорадочно развернул письмо, впился в строки:

«Леша, милый, прощай!

Только я тебя и видела, сокола моего ясного, только и полюбовалась одну всего секундочку на твои карие глаза! Разлучила нас злая судьба, не суждено нам больше встретиться! Видно, не понравилось злым людям, позавидовали они нашей жаркой любви!..»

На четырех страницах убористым почерком Ани было написано письмо и все таким странным, былинным, что ли, слогом. Никогда прежде Алексей не только не слыхивал от нее подобных слов, но даже не подозревал, что она знает их. И нигде ни намека, почему они так внезапно уехали и что же будет дальше. Только в конце короткая приписка, что бабушке Наталье Сергеевне жить здесь никак нельзя, климат противопоказан.

Этот климат совсем сбил с толку Алексея, ему показались странными слова о климате сейчас, когда идет такая страшная война. Что-то было неладно в словах Ани, которыми она заполнила все четыре страницы. Он закрыл письмо с чувством пустоты в душе. Машинально раскрыл треугольник от матери, стал читать.